Отношения с Диной, начавшись с простой дружеской привязанности, переросли в нечто большее, и только слепой или бесчувственный человек мог этого не замечать. Мать молодой китаянки, остро тревожась за исход столь необычного романа, тем не менее молчала, потому что муж до сих пор не высказал никакого определенного отношения к возможному браку. А доктор Сяо, прекрасно видя, что происходит, не препятствовал развитию отношений молодых людей, хотя явно и не поощрял их. Ло и Дина вместе бывали на концертах, в театрах и ресторанах, но молодой человек, по установившемуся порядку, обязан был каждый раз возвращаться на ночь в клинику, и между ними никогда не заходила речь о более тайных — не на людях, а наедине, — интимных свиданиях.

И вот настал день, когда курс его лечения действительно подошел к закономерному концу — хирурги, психологи, массажисты сделали все, что смогли, и дальше должна была действовать только сама природа. В постоянном пребывании пациента в клинике больше не было нужды, и Ло захотелось обрести собственный кров. Он принялся подыскивать себе жилье. Понимая уже язык объявлений, помещенных в городских газетах, тем не менее самостоятельно справиться с задачей он был не в силах — в море предложений трудно разобраться без опытного руководителя. И естественно, этим руководителем стала Цзяоцин, то есть Дина, как Ло звал ее теперь. Однако девушке требовалось и отцовское «добро» на выбранную квартиру — ведь жилье должно было отвечать определенным требованиям и удобствам, не говоря о соображениях безопасности для необычного хозяина.

Так и вышло, что однажды, в яркий весенний день, для того чтобы посоветоваться об очередном варианте будущей квартиры для Ло, она впервые привела молодого человека, ставшего ей едва ли не дороже всех на свете, в дом своих родителей. Хотя по документам они были и его родителями тоже, но до сих пор Ло не доводилось приходить сюда: доктор с женой жили в богатом пригороде Пекина, и долгий путь от клиники до их родового особняка пока считался слишком трудным для недостаточно окрепшего его организма.

Просторный дом с цветущим садом, заполненным розовыми азалиями и кипенно-белыми вишнями, настоящим чудом сохранился во владении семьи во времена культурной революции. Они были обязаны этим отцу доктора Сяо, деду Дины, который тоже был выдающимся врачом и оказывал постоянную профессиональную помощь семье самого Мао, вот власти и не тронули их дом. Дед много ездил по свету, входил в состав почти всех правительственных делегаций, сопровождавших вождя и кормчего по разным странам; он не был убежденным коммунистом, но зато являлся отличным врачом, и это спасло ему жизнь. А его семье досталось в наследство неразграбленное загородное поместье, стоившее теперь немалые деньги.

Ло чувствовал себя достаточно уверенно, чтобы без последствий для здоровья проделать полуторачасовой путь в автомобиле, и доктор Сяо, его приемный отец, наконец-то смог принять молодого человека в своем доме. Выпив, по китайскому обычаю, ароматного зеленого чая — Дина была настоящей мастерицей по части традиционных чайных церемоний — и посидев за столом, уставленным закусками, они все вместе отправились осматривать дом.

Ло с любопытством переводил глаза с традиционного восточного убранства комнат на предметы почти европейского комфорта и роскоши, с изумрудного шелка портьер на отсвечивающий голубоватым светом экран включенного компьютера, с привычных для китайцев циновок на полу на модные тяжеловесные светильники под потолком… Общим стилем дома доктора Сяо была эклектика, но вызвана она была не отсутствием вкуса или погоней за западной модой, а продиктована неизбежными следствиями современного образа жизни семьи, ее нежеланием отставать от прогресса, но при этом и потребностью сохранить корни своей древней национальной традиции. В результате дом получился обставленным несколько сумбурно и хаотично, зато весело и естественно; все было создано для удобства людей, а не для показного гостеприимства или нарочитого патриотизма.

Однако самый большой интерес у молодого человека вызвал кабинет доктора Сяо на втором этаже. Здесь были собраны книги со всего света: китайские, американские, итальянские, французские… Доктор читал на многих языках — это было необходимо для его научной работы. Кроме специальной медицинской в кабинете находилось и огромное количество всякой другой литературы — философской, художественной и прочей; ведь библиотеку начал собирать еще дед, а потом ее постоянно пополняли и Дина с братом.

Ло не мог оторвать взгляда от старинных шкафов красного дерева, некогда украшенных замысловатой резьбой, затем проточенных древесным жучком и отреставрированных заново. Разноцветные корешки книг манили и звали к себе, Ло казалось, что взять сейчас в руки один из томов — самое правильное и естественное движение, давно привычное для него и исполняемое механически тысячи и тысячи раз в течение его прежней, той, неведомой жизни. Доктор Сяо с женой, хорошо зная об интересе своего приемного сына к печатному слову, только молча переглянулись и оставили молодых людей наедине друг с другом и с книгами, спустившись в гостиную.

Дина ласково провела рукой по книжным корешкам и сказала:

— Наверное, ты очень любил читать раньше, Ло? Скажи, ты что-нибудь помнишь… какие-нибудь любимые строчки, может быть, стихи?

Он коротко покачал головой. Небрежно скользнул глазами по книжным полкам, задержал взгляд на тяжелом, явно очень дорогом, сувенирном издании с кожаным переплетом и золотым обрезом, затем мельком взглянул на очертания незнакомых букв на переплете — и почувствовал неожиданный укол в сердце. Кажется… нет, невозможно, немыслимо. Но это же?… Он жадно схватил тяжеленный том, близко-близко поднес его к глазам, точно в мгновение ока вдруг заболел близорукостью, распахнул книгу посредине, наугад, и торжественно, нараспев, произнес несколько слов на незнакомом Дине языке.

Ло держал сейчас в руках одно из подарочных изданий, вышедших в России к двухсотлетнему юбилею Пушкина, — какой-то заезжий высокопоставленный гость из России поднес его знаменитому китайскому доктору в качестве интеллигентного сувенира. И, пробегая глазами по черным закорючкам букв, каким-то чудом вдруг сложившимся в знакомые слова и вполне осмысленные строчки, молодой человек произносил — нет, читал! — то, что казалось ему давно забытым, а теперь обретенным заново. В нем бушевала настоящая эмоциональная буря, и о буре он говорил теперь дрожащим голосом, еле-еле нащупывая вновь оживающие слова и понятия:

Бу-ря мгло-ю не-бо кро-ет, Вих-ри снеж-ны-е кру-тя…

Он поднял голову от захлопнувшихся страниц, наткнулся взглядом на онемевшую от изумления, потрясенную Дину, ощутил приливший к голове жар — и потерял сознание.

Очнулся Ло уже в большом и уютном кресле, стоявшем рядом с книжными полками и верой-правдой служившем доктору Сяо много десятилетий; Дина успела вовремя подхватить его. Ло успел удержать ее за рукав, уже собиравшуюся стремглав мчаться за помощью, и знаками объяснил — говорить он сейчас не мог, — что с ним все в порядке. Он и в самом деле чувствовал себя прекрасно, словно осознавая, что постепенно возвращается к себе и снова становится человеком, а не биологическим роботом.