Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но это необходимо.
— Я сделаю попытку, но не ручаюсь, «дочь Неба», ни за что... Я боюсь даже, что в случае народной расправы пострадают и русские, которых мы решили оставить в покое.
— Русские должны быть неприкосновенны! — вскричала Тце-Хси. — Если волос упадёт с головы русского, погибнет всё наше дело... Только они нам страшны, только с ними одними мы должны жить в вечном мире. Я приказываю это, слышите? И кто ослушается — горе тому!
Голос императрицы звучал искренним убеждением. Да и все остальные ясно понимали справедливость её слов. Столетия мира и дружбы между двумя народами вселили во всех уверенность, что никогда между ними дело не может дойти до ужасной кровавой борьбы...
— Итак, великое дело освобождения Родины решено, — продолжала Тце-Хси. — Больше нам ничего не остаётся. Мы должны погибнуть, если не сумеем с оружием в руках отстоять свою Родину. Идите по своим жилищам и принесите жертвы богам, чтобы они даровали нам успех.
С безмолвными поклонами повелительнице Китая патриоты стали расходиться из дворца. Лица их были бесстрастны, но принятое решение давило их сердца, их души своей тяжестью: все они понимали, что борьба должна начаться не на жизнь, а на смерть, что только одна победа, и победа полная, могла привести к желанному результату.
Но какие гигантские усилия должен был сделать Китай, чтобы достигнуть этого успеха...
Теперь патриоты были рады отсрочке начала борьбы. Всё-таки оставались несколько месяцев на приготовления к ней...
«Любая самая ничтожная вспышка, — думал Кан-Ий, — и народ сам кинется на чужестранцев».
Впрочем, Вань-Цзы был китаец, и вопрос о смерти был для него безразличен. Он думал только о том, как бы заставить Лену покинуть Пекин. С грустью он видео что девушка особого значения его словам не придавала высказаться же яснее он не считал себя вправе.
Лена в самом деле почти забыла о предостережении своего китайского поклонника. Она всецело была поглощена мыслями о предстоящей разлуке с Варей. Мало того, даже признание Вань-Цзы было забыто ею. Варвар; Алексеевна между тем поспешно готовилась к отъезду Только возвращение свёкра несколько отвлекало её от этих приготовлений.
Василий Иванович вернулся из своей поездки сумрачный и, как казалось, чем-то напуганный. Это было заметно по его лицу. Он, очевидно, что-то скрывал от семьи но Лена была его любимицей, и угнетённое состояние духа отца сразу бросилось ей в глаза.
— Что с тобой, папочка? — спрашивала она.
— Ничего, детка! Право, ничего! — отвечал тот, но тень беспокойства ясно отражалась и в его тоне, и во взглядах, странно потупленных.
Семья Кочеровых была простая, чисто русская. Василий Иванович был коммерсантом русской складки. Вышел он из простого народа, сколотил тяжёлым трудом кое-какой капитал, но дух инициативы был в нём развит сильно, а завязавшиеся с Китаем торговые сношения сулили такие выгоды, что ради них он не задумался перебраться из Владивостока в Пекин, захватив с собой и семью. Год, проведённый в столице Поднебесной империи, не только оправдал его надежды, но далеко превзошёл их, и Василий Иванович даже подумывал совсем остаться здесь, благо у него был незаменимый помощник в лице сына, работавшего по подрядам на Восточно-Китайской железной дороге.
О своём пекинском житье-бытье Василий Иванович всегда отзывался с большой похвалой, но теперь, когда Лена стала слишком усердно просить его открыть причину грусти, он обмолвился:
— Хорошо нам жить здесь, слов нет, а вот всё-таки придётся убираться подобру-поздорову.
— Как так? — изумилась Лена.
Да так! Затевают длиннокосые что-то недоброе!..
— Что, папочка?
— Кто их знает, что! Кабы понимать по-ихнему, а то ведь неведомо, что они лопочут...
— Так откуда же ты знать-то можешь, что они затевают?
— Видишь ли, был я по делам в Дунь-О-Дуне. Знаешь, сельцо это, где православные из китайцев живут. Ну, зашёл я к местному батюшке чайку попить. Зашёл, был принят радушно. А тут случилось так, что ихнего бонзу принесло. Там наш батюшка с ихним частенько сходятся и разговоры ведут. Вот этот и пришёл. Я его угостил хмельным, что с собою в запасе было. Он подвыпил и говорит: «Хорошие вы люди — русские, а всё-таки уходили бы поскорее от нас». Я стал его расспрашивать, а он только смеётся да на горло показывает; понимай, дескать, что коли добром не уйдём, так зарежут.
— Папа, так отчего же вы не сообщили в посольство? Ведь это так важно! — Лена тут вспомнила загадочные слова Вань-Цзы.
— Эх, кто слушать меня будет! Я вот в банк зашёл, говорю там, так только смеются над моими страхами, даже совестно не на шутку стало.
— Всё-таки сказали бы! — настаивала дочь.
— Нет, и соваться не буду... Верно, там все знают лучше меня, а только как дела закопчу, заберу вас всех и прощай, китайская столица! Бог с ними, с барышами-то, лишь бы ноги унести поскорее.
— А Варя?
— Варвара пусть едет; пока что всё спокойно. До Тонг-Ку доберётся в полной безопасности, а там морем не бог знает сколько проехать.
Василию Ивановичу было уже известно о письме сына и об отъезде снохи.
— Как же Варя одна поедет? — спрашивала Лена у отца.
— Зачем одна? Я её провожу!
Отъезд Варвары Алексеевны был назначен на следующий день. Уезжала молодая женщина так спешно, что даже поступилась блестящим весенним праздником, который устраивала французская колония. Кочеровы были приглашены, но Варвара Алексеевна, конечно, воспользоваться этим приглашением не могла.
— Смотри, Леночка, не упусти случая повеселиться! — говорила она, прощаясь с девушкой.
— Какое уж, Варя, веселье без тебя!
— Как какое? Вдвойне; и за себя, и за меня. Что поделать! Я не могу остаться, но ты не должна скучать. Не будешь? Дай слово... Не пропускай праздника.
— Это видно будет, Варя. Что-то сердце не на месте во все эти дни...
— Что же такое с тобой?
— Предчувствия какие-то одолели.
— Полно, не думай!.. Скоро сюда приедет твой Николай. Все твои страхи тогда исчезнут, как дым от ветра.
— Скорее бы он приезжал...
— Погоди ещё немного, и он приедет!
