Произошедшее просто не укладывается в голове. Мама не сможет сделать флейту без кости редкого золотого шакала. Зверя, который даже не обитает в Галле. Потому что ни одна из живых Леурресс даже не знает, куда отправиться за ним на охоту.

Жюли наклоняет голову.

– Если только она незаменима. – Она усмехается, отчего во мне вспыхивает ярость. – Неужели у всех Костяных волшебниц всего одна флейта?

Я старательно сдерживаю эмоции, хотя кровь ревет у меня в ушах. Но Жюли догадывается обо всем по моему молчанию.

– Великолепно! – восклицает она, выбрасывая обломки флейты в темноту.

Ярость переваливается за край. И я бросаюсь на нее.

– Ты чудовище!

Жюли отпрыгивает в сторону и переносит большую часть веса на здоровую ногу. Вот только вряд ли она продержится долго.

Я ударяю пяткой ей в колено. Вскрикнув, она отвечает ударом по лицу. Я пригибаюсь и бью ее головой в живот, отчего девушка падает на землю. А я прыгаю на нее сверху.

– Я убью тебя! – Известняковые стены поглощают мой крик. – А боги закуют твою душу в цепи за это!

Она хватает меня за запястья, не давая ударить. Я же изо всех сил стараюсь вырваться из ее хватки.

– Жюли? – приглушенный, но встревоженный голос Бастьена становится громче.

И вскоре он появляется в кругу света нашей лампы.

Она одаривает его самодовольной улыбкой, несмотря на то, что наша схватка становится все яростнее.

– Подозрения Марселя подтвердились, – выдыхает она. – Костяная флейта Аилессы – единственная в мире. Можно не беспокоиться, что есть другие.

Бастьен вырывает меня из рук подруги.

– Хорошо.

– Я ненавижу вас всех! Вы жалкие, бездушные слизняки, а не люди.

Я набрасываюсь на него и ухитряюсь заехать в челюсть. Мама убьет меня, когда узнает о флейте.

– Наши чувства взаимны, Костяная волшебница.

Он заламывает мне руки за спину и тянет за собой вдоль стены из черепов. Жюли поднимается с пола и, хромая, следует за нами.

Несмотря на мое отчаянное сопротивление, через несколько шагов мы подходим к прямоугольному отверстию, ведущему в комнату, освещенную лампами, которые зажигала Жюли.

Бастьен тащит меня вперед мимо груд черепов, лежащих у входа и скрывающих проход в эту комнату. Он толкает меня внутрь, и мне приходится пригнуть голову, чтобы не удариться о проем. Мельком я замечаю заднюю дверь. Она сделана не из камня, а из соломы и глины, так что вряд ли будет весить много. И не помешает моему побегу. Клянусь, вскоре я сбегу отсюда.

Через пятнадцать дней уровень моря спадет и покажется мост в море. И в новолуние, как и всегда, Леуррессам предстоит поднять души мертвых из могил и переправить их чрез Врата в Загробный мир. Если этого не сделать, они станут беспокойными и самостоятельно покинут места своего упокоения.

«Мертвых необходимо переправлять в другой мир, – сказала мне мама, когда я готовилась к обряду посвящения. – Иначе они начнут бродить по земле смертных и принесут опустошение».

Но Леуррессы не смогут поднять мертвых без костяной флейты. Именно на ней должна сыграть мелодию Одива. Так что есть только один выход: нужно сделать новую костяную флейту из кости золотого шакала. А перед этим отыскать его. И исправить все произошедшее. Это единственная возможность доказать маме, что я чего-то стою.

Бастьен и Жюли заходят в помещение вслед за мной. Он ведет меня в дальний угол и толкает на известняковый пол, а затем связывает руки веревкой, которую достал из рюкзака Марсель. После чего они втроем перекатывают тяжелый камень на второй конец веревки, удерживающей мои лодыжки.

– Устраивайся поудобнее, – говорит Бастьен, прекрасно понимая, что это невозможно. – И молись, чтобы твоя мать поскорее отправилась на твои поиски.

Мне не верится, что я оказался родственной душой Костяной волшебницы.

Капелька пота скатывается по спине. А рука невольно скользит к ножнам, пока не останавливается на рукояти отцовского ножа.

Я могу убить Аилессу в любое мгновение.

Она сидит на каменной плите в углу нашего убежища в катакомбах. А я замер в нескольких шагах от нее, прислонившись к известняковой стене. Сон ускользает от меня, и остается только позавидовать Марселю, который растянулся прямо посреди помещения и похрапывает. Это место всегда казалось мне большим – пятнадцать шагов в ширину и двадцать в длину, – но как только здесь оказалась Аилесса, в нем стало тесно. Она прижала колени к груди и, обхватив их связанными руками, опустила голову. В такой позе она кажется маленькой. И убить ее не составит труда.

Но вот она приподнимает голову, и ее темно-карие глаза встречаются с моими. В теплом свете масляных ламп, окружающих нас, в ее взгляде читается та же свирепость, что и на Кастельпонте.

Волна жара тут же опаляет тело. Я стискиваю челюсти, чтобы побороть эту реакцию. А затем медленно убираю руку с ножа, вот только боль в груди все не утихает.

Неужели мы действительно родственные души?

Ее смерть повлечет за собой и мою смерть. А мой отец так и не получит успокоения.

– Держи. – Жюли, прихрамывая, подходит ко мне и сует в руку деревянную чашку. – Вода успокоилась.

Я выпрямляюсь и делаю большой глоток. Я не против попить воды с привкусом известки, особенно после того, как осел ил, который мы взбаламутили, пока пробирались по туннелям.

– Как твоя нога? – спрашиваю я, отставляя чашку в сторону.

– Заживет, – отмахивается Жюли, но в ее голосе слышится больше хрипотцы, чем обычно.

Она берет мою руку и внимательно осматривает все порезы и синяки, словно мне больнее, чем ей. Я позволяю ее теплым прикосновениям наполнить меня. Мы выясним, как разобраться с произошедшим, и, как всегда, сделаем это вместе. Мы не только выживем, но и найдем способ отомстить.

– Сними рубашку, – шепчет она.

Я тут же впиваюсь взглядом в ее карие глаза.

– Что?

– Нужно ее постирать, – объясняет она, прикусывая губу, чтобы сдержать улыбку.

Уши начинают полыхать под ее взглядом. Аилесса также смотрит на меня, приподняв бровь. Так что приходится старательно сохранять невозмутимость на лице, пока стягиваю рубашку через голову и отдаю ее Жюли. Мы всегда ополаскиваем пропитанную илом одежду после того, как вода успокоится. И подруга могла не превращать это в заигрывания.

– Пошли со мной. – Ее взгляд скользит по моей обнаженной груди. – У воды темно. И нет лишних глаз.

– Прекрати, Жюли.

Она на мгновение стискивает челюсти, а затем начинает смеяться, как девушки из таверны, что совершенно на нее не походит.