Поневоле обращаешь внимание на любопытное недопонимание между отцами и детьми. Человек, который упорно трудится в бизнесе, говорит праздному сыну, что посвящал свою жизнь исключительно благу детей. Сын же, напротив, предпочел бы скромную сумму на расходы и некое проявление доброты сейчас, а не состояние после смерти отца. Более того, сын совершенно правильно замечает, что его отец отбывает в Сити по привычке, а вовсе не из родительской привязанности. Поэтому сын считает отца обманщиком, а отец видит в сыне бездельника. Правда, сын несправедлив к отцу. Он по-настоящему знакомится с отцом и оценивает его критически, когда тот находится в зрелом возрасте. К этому времени привычки отца давно сформированы, и сын не может знать, какие тайные, подсознательные силы привели его отца к возникновению этих привычек. Быть может, его отец вырос в бедности, и когда родился его первенец, он поклялся себе, что никто из его детей не испытает тех лишний и трудностей, которые пришлось пережить ему самому. Решение могло состояться на подсознательном уровне, но даже без публичного выражения оно могло определить всю его дальнейшую жизнь. Благодаря подобным мотивам семья играет важную роль в общественной жизни.

С точки зрения ребенка, в родителях важно то, что именно ему они дарят свои любовь и заботу, которые не распространяются больше ни на кого, за исключением его братьев и сестер. Это отчасти хорошо, а отчасти плохо. Я намереваюсь рассмотреть психологические последствия жизни в семье для детей в следующей главе. Поэтому здесь я ограничусь лишь замечанием, что в настоящий момент семья очевидно важна для формирования характера, и что дети, воспитанные в отрыве от родителей, могут сильно отличаться, в лучшую или худшую сторону, от обычных детей.

В аристократическом обществе – пожалуй, в любом обществе, допускающем персональное возвышение, – семья, применительно к ряду важнейших ее представителей, есть олицетворение исторической преемственности. Наблюдения как будто доказывают, что люди с фамилией Дарвин больше преуспевают в науке[91], чем те же самые люди, доведись им в младенчестве изменить фамилию, скажем, на Снукс. Передавайся фамилии по женской, а не по мужской линии, все, полагаю, обстояло бы точно так же. Совершенно невозможно четко разделить влияние наследственности и среды, но я убежден, что семейная традиция в немалой степени обуславливает те явления, которые Гальтон[92] и его ученики приписывали наследственности. В качестве примера семейного влияния можно вспомнить причину, по которой Сэмюэл Батлер выдвинул теорию подсознательной памяти и отстаивал неоламаркистскую теорию наследственности[93]. Эта причина заключалась в том, что по семейным обстоятельствам он считал необходимым для себя спорить с Чарльзом Дарвином. Его дедушка (кажется) поссорился с дедом Дарвина, его отец ругался с отцом Дарвина, а значит, и ему следует продолжить традицию. На память приходит «Мафусаил» Шоу, и вся беда в том, что деды Дарвина и Батлера обладали скверным характером[94].

Возможно, величайшая важность семьи в наши дни состоит в том, что она сохраняет у людей привычку обзаводиться детьми. Если мужчина не воспринимает ребенка как собственность и не ждет, что наладит с ним тесные отношения, он не видит особого смысла в зачатии. Конечно, при легком изменении наших экономических институтов возможно появление чисто «материнских» семей, но подобные семьи не являются предметом моего рассмотрения, ибо они никак не способствуют сексуальной добродетели; нас интересует семья, которая делает брак стабильным. Может быть – я действительно думаю, что это вполне вероятно, – отец как таковой вскоре исчезнет полностью, уцелеет разве что среди богатых (если допустить, что богатых не уничтожит социализм). В этом случае женщины будут растить детей заодно с государством, а не с отцами. Они станут рожать столько детей, сколько захотят, а отцы перестанут нести какую-либо ответственность. В самом деле, при распущенных нравах матерей отцовство установить попросту невозможно. Но, если так случится, это обернется радикальными переменами в психологии и деятельности; полагаю, последствия будут грандиознее, чем кажется большинству из нас. Будут ли перемены к лучшему или к худшему – не дерзну предполагать. Из нашей жизни улетучится единственная эмоция, сопоставимая по значимости с плотским влечением. Секс сделается тривиальнее, и будет куда затруднительнее проявлять интерес к чему бы то ни было после собственной кончины. Мужчины будут менее деятельными и, вероятно, предпочтут пораньше отходить от дел. Ослабнет их интерес к истории наряду с ощущением преемственности исторической традиции. В то же время мы избавимся от самой ярой и дикой страсти, которой подвержены цивилизованные мужчины, а именно гнева, с каковым защищают жен и детей от нападений цветного населения. Думаю, в итоге мужчины станут менее воинственными и, быть может, менее жадными. Отыскать баланс между хорошими и дурными последствиями едва ли возможно, но очевидно, что указанные последствия будут разнообразными и значимыми. Поэтому патриархальная семья по-прежнему важна, хотя есть сомнения, что она долго будет оставаться таковой.

В этой главе я хочу оценить, как семейные отношения влияют на характер индивида в трех аспектах: воздействие на детей, воздействие на мать и воздействие на отца. Разумеется, провести строгое разграничение здесь затруднительно, поскольку семья есть сплоченная единица, и все, что воздействует на родителей, также сказывается и на детях. Тем не менее, я попытаюсь провести указанное разграничение, и начать будет естественным с детей, ибо все мы были детьми, прежде чем стать родителями.