Тем не менее, предложения судьи Линдси шокировали всех людей среднего возраста и большинство газет по всей Америке, вдоль и вширь. Писали, что он покусился на святость дома как институции; что мириться с браками, целью которых не является немедленное деторождение, означает потворствовать легализованной похоти; что судья чрезмерно преувеличивает распространенность внебрачных сексуальных отношений, клевещет на американских женщин, и что большинство деловых людей охотно хранит девственность до тридцати и даже тридцати пяти лет. В общем, сказано и написано было много, и мне кажется, что среди тех, кто говорил и писал, были люди, верившие в свои слова. Я выслушал множество нападок на судью Линдси, но у меня сложилось впечатление, что все приведенные доводы можно свести к двум главным. Во-первых, предложения судьи Линдси не одобрил бы Иисус Христос; во-вторых, эти идеи не получили бы одобрения даже у тех людей, кого можно назвать популярными кумирами наших дней. Второй из этих доводов выглядит более весомым и даже обоснованным, а вот первый – сугубо гипотетический и его никак нельзя доказать. При этом никто так и не потрудился разъяснить общественности, каким образом идеи Линдси ущемляют человеческое счастье. С этой позиции представители традиционной морали предложение Линдси даже не рассматривали.

Со своей стороны, будучи целиком убежден в том, что товарищеский брак окажется шагом в правильном направлении и принесет много пользы, я считаю, что это, по большому счету, лишь полумера. Мне представляется, что все сексуальные отношения, не подразумевающие обзаведения детьми, должны рассматриваться как чисто личное дело, что если мужчина и женщина решили жить вместе, не заводя детей, никто не вправе навязывать им иное мнение. На мой взгляд, крайне нежелательно, чтобы мужчина или женщина, вступая в брак с целью деторождения, не имели предшествующего сексуального опыта. Немалое количество свидетельств говорит нам о том, что первый опыт секса должен быть с человеком, уже обладающим таким опытом. Половой контакт не является для людей инстинктивным; по-видимому, он перестал быть таковым, когда мы отказались познавать друг друга исключительно a tergo[84]. Помимо прочего, кажется абсурдным требовать от людей вступления в пожизненные отношения без каких-либо предварительных представлений о сексуальной совместимости. Это не менее абсурдно, чем запрещать человеку, покупающему дом, осматривать помещения, пока он не оплатит покупку. Вообще, если мы признаем биологическую функцию брака, логичным было бы введение следующей законодательной поправки: считать брак законным только с наступлением беременности. В настоящее время брак, избавленный от сексуальных контактов, невозможен, но ведь именно дети, а вовсе не эти контакты, являются истинной целью брака, а потому брак нельзя считать состоявшимся до появления детей (или до беременности). Эта точка зрения опирается, по крайней мере, частично, на то разделение между зачатием и сексом для удовольствия, которое оформилось благодаря противозачаточным средствам. Контрацепция изменила отношение к сексу и браку и сделала насущными различия, которые раньше игнорировались. Люди могут сходиться только для секса, как при обращении к проституткам, или для товарищества с сексуальным элементом, что предполагают идеи судьи Линдси, или, наконец, ради создания семьи. Эти подходы принципиально различны, и никакая общая, единая для всех мораль не может быть адекватной в современных обстоятельствах.

Возможно, читатель уже подзабыл, что в главах 2 и 3 мы рассматривали матрилинейные и патриархальные семьи и их воздействие на мировоззрение и сексуальную этику первобытных обществ. Теперь настала пора вернуться к этой теме и завершить рассмотрение семьи как единственной институции, в рамках которой ограничение сексуальной свободы выглядит рациональным. Мы достаточно долго обсуждали взаимосвязь секса и греха, не то чтобы изобретенную ранними христианами, но максимально ими использованную, а ныне воплотившуюся в спонтанные моральные суждения большинства людей. Впредь я более не намерен вдаваться в богословские вопросы, в особенности вновь затрагивать ту точку зрения, что секс представляет собой нечто порочное и подлежит искоренению через поддержание института семьи и поощрение желания обзавестись потомством. Нам сейчас предстоит обратиться к иной теме: какова степень прочности сексуальных отношений, необходимая в интересах детей? Иными словами, мы будем изучать семью как основание стабильного брака. Этот вопрос далеко не прост. Ясно, что у ребенка, воспитывающегося в семье, есть альтернатива: ведь существуют замечательные учреждения для детей-сирот, условия в которых могут быть гораздо лучше, чем в обычной среднестатистической семье. Еще нужно понять, играет ли сколько-нибудь важную роль в семье отец, поскольку лишь благодаря ему женская добродетель становится значимой для семейной жизни. Также мы должны изучить влияние семьи на индивидуальную психологию ребенка – и здесь нам не обойтись без несколько зловещей тени Фрейда. Мы рассмотрим и влияние экономических факторов на укрепление или ослабление положения отца. Кроме того, надо спросить себя, хотим ли мы видеть, как государство займет место отца – или даже, если вспоминать Платона, места отца и матери. Допуская, что мы сделаем выбор в пользу отца и матери как наилучшего окружения для ребенка в типичном случае, мы все равно обязаны рассмотреть все варианты ситуаций, когда кто-либо из родителей фактически не в состоянии нести ответственность за дитя или когда родители несовместимы между собой настолько, что их разрыв видится полезным для самого ребенка.

Среди тех, кто выступает против сексуальной свободы по теологическим основаниям, принято отвергать развод – ибо тот якобы противоречит интересам ребенка. Впрочем, этот довод со стороны людей, мыслящих теологически, не является убедительным. Подобные люди отрицают также и разводы, и противозачаточные средства, даже когда кто-то из родителей болеет сифилисом и может заразить детей этой болезнью. Случаи такого рода показывают, что люди, с дрожью в голосе рассуждающие о брошенных детях, по большому счету оправдывают жестокость по отношению к этим детям. Вопрос о браке в интересах детей следует рассматривать, отбросив предрассудки и с осознанием того, что ответ на этот вопрос вовсе не очевиден. Тут, пожалуй, стоит в нескольких словах напомнить предысторию.

Семья является, если угодно, дочеловеческим изобретением, и ее биологическое значение состоит в том, что помощь отца в период беременности и кормления грудью способствует выживанию молодняка. Но, как мы видели на примере жителей Тробрианских островов и как можно смело предполагать для человекообразных обезьян, эта помощь в первобытных условиях обусловлена совсем иными причинами, чем помощь отцов в цивилизованном обществе. Первобытный отец не ведает о биологическом родстве с ребенком; дитя – лишь потомок женщины, которую он любит. Он знает, что это именно ее ребенок, ведь он наблюдал, как ребенок рождается, и именно указанный факт обеспечивает инстинктивную связь между мужчиной и ребенком. На этом этапе развития общества мужчина не ощущает биологической потребности в защите добродетели своей жены, хотя, без сомнения, будет испытывать инстинктивную ревность, если узнает о неверности супруги. Кроме того, он не воспринимает ребенка как свою собственность. Дитя принадлежит жене мужчины и брату его жены, а персональные отношения с ребенком сводятся для него к выказыванию привязанности.