«И увидел я весь труд и все усердие, что они – зависть людей, это тоже суета и утомление духа…» Такая вот недоуменная игра Даниного воображения.

Как к теории этой относиться, толком не знаю. Смерть как мерило всего сущего… И зло, и мудрость вековечная одним обусловлены – страхом смерти, в сердце человеческом живущим. Произрастает страх из-за невозможности примириться с забвением, что уйдешь ты бесследно: тело твое, мысли твои, чувства твои – ничто не оставит следа в мире и в потомках.

В чем-то прав Даня, однако нет людей, лишенных зависти. Делают вид, что не завидуют, а самих жаба при виде чужого успеха душит. Так вот, теперь мне будут завидовать, а не я кому-то. Вполне устраивает.

На утро в «Дейли ньюс» и «Нью-Йорк пост» появляются снимки Кости и Дины на фоне чека-плаката. Будьте вы неладны, ребята-репортеры, что теперь друзьям говорить, почему скрывал сей факт замечательный? Потому и скрывал, что не хотел дружбу подвергать испытанию – чужой пережить успех, даже и близкого человека, не каждому дано.

Накануне, сразу после окончания церемонии, чтоб ей провалиться, кладет Костя чек в свой банк. Вздрагивает, выпученные глаза кассирши увидев.

– О мой Бог, вы выиграли джекпот?! Теперь у вас вся жизнь изменится! Счастливец! – а у самой такой же взгляд завидущий и ненавидящий, как у тех в офисе лотереи.

Дома телефон разрывается. Костя трубку не берет, слушать предпочитает поздравления на автоответчике. Не берет трубку и когда слышит голоса друга-редактора и Маши. И он, и она вполне искренне рады за него. По крайней мере Косте так кажется. Нельзя же всех подозревать в черной зависти (впрочем, никакой нет уверенности, что существует белая зависть), иначе жить будет трудно. А кто сказал, что жить отныне будет легко? – ловит себя на странной мысли. Даня, правда, подъелдыкивает: «Теперь я понимаю, зачем тебе «Глоб» понадобился. Примеряешь чужие судьбы на свою? Правильно. И вообще, могила парень, с тобой в разведку идти можно…» С легкой обидой говорит: ведь и в самом деле другу-то мог Костя заранее объявить? Однако – не объявил.

Увольняется Костя на следующий день легко на удивление, обыденно-просто. Ни Бен, ни доктор газет, видать, не читают, посему избавлен Костя от фальшивой радости с их стороны и ненужных расспросов. Остальным в госпитале нет до него дела, и ему до них. Да толком и не знают они Костю, фамилию его мало кто назовет. Кучу бумаг подписывает, последний чек в конверте получает, прощальный ланч устраивает для сотрудников отдела – и все, больше он не технолог по радиоизотопной медицине. Отныне и во веки веков. Не можешь заниматься любимым делом, полюби то, чем занимаешься. Костя не полюбил, но совесть его чиста – работал хорошо и надежно, не в чем упрекнуть себя. Почему же осадок в душе, щепотка грусти и капелька сожаления при виде всех этих ампул, шприцов, капсул, источников кобальта, камер, к которым больше не прикоснутся его руки? Ну да, годы провел среди полезной, возможно, целительной дребедени, можно сказать, сроднился, теперь вот прощается навсегда. Оттого чуточку грусти и сожаления. Нет, не только оттого. «Работа – последнее прибежище тех, кто больше ничего не умеет». Кажется, Оскар Уайльд. Что умеет он, Костя Ситников? Доказать должен самому себе. Впрочем, бездельничать – отличное занятие, но сколько же по этой части конкурентов!

Перед тем как уехать из госпиталя, в третьем часу, звонит Элле. Знает или не знает? Не поздравляла по телефону. Скорее всего, не прочла в газетах. В суете вчерашней не позвонил ей. Непростительная оплошность. Сегодня вечером приглашу поужинать и обо всем поговорю. Встречаются в лобби у выхода. Отводит ее в сторонку на глазах у всех, впервые не таясь. Следует за ним без возражений. Значит, осведомлена, иначе бы поинтересовалась по поводу конспирации: что, отменяется?

– Эллочка, я выиграл в лотерею, – не раздумывая, с места в карьер, чтобы побороть неловкость. – Большие миллионы.

– Мне это известно, – смотрит отстраненно, как бы и не на Костю. – К сожалению, не от тебя, а из газеты. Видимо, у тебя имелись основания не говорить. Ведь этим только с близкими делятся.

– Нет, Эллочка, не то. Я сказал бы непременно, когда чек получил бы. Не хотел прежде времени, – торопится с объяснением, сам чувствуя его шаткость.

– Вот откуда дорогой подарок, – колет напоминанием. – Я-то терялась в догадках. Ты ведь не очень щедр… был, – колет снова, намеренно зло. – Новая жизнь у тебя начинается. С работы, небось, уйдешь…

– Уже ушел. Сегодня.

Вот видишь… И опять я узнаю последняя. И меня бросишь, как работу. Зачем тебе пятидесятилетняя, не очень красивая баба. Молодую найдешь, свеженькую. Вроде Маши. А может, она вернется. В общем, гуд лак (удачи), Костя. Будь счастлив, если получится. Американцы говорят: если бы счастье можно было купить, кто смог бы дать за него полную цену? – И направляется к лифту оскорбленной походкой.

…Странно, непривычно не вставать спозаранок, не варить кашу, не мчаться на работу. Воистину, праздный человек есть корова, поедающая время, как жвачку. Набраться терпения: все самое важное и значительное в Костиной жизни лишь начинается. Но разве Костя бездельничает? День-деньской занят: связывается с риелторами, подыскивающими жилье ему в Манхэттене (только там, и нигде больше, решает окончательно), знакомый владелец дачи в Поконо помогает с приобретением дома по соседству. Костя договаривается о покупке «BMW» последней модели. И страховку медицинскую оформляет – «амбрелла» называется, зонтик. Покрывает любые заболевания, сколь угодно долгое пребывание в госпитале, лекарства. Дорогущая, под тысячу ежемесячно, он ведь в зоне риска, учитывая бэйпасы. Позволить может себе иметь амбреллу. Он все может себе позволить. Дел, короче, невпроворот. А что не встает без пяти шесть – так нужда отпала.

И еще одно занятие удовольствие доставляет и одновременно сомнения рождает – список составлять тех, кому он деньгами поможет. Готов на это до полумиллиона пожертвовать. Начинает вписывать в блокнот имена близких друзей и останавливается. Почему эти, а не другие? Понятно – по степени близости Кости к ним. В конце концов, он же дарит, жертвует, ему и определять. Правильно. Почему одному такая сумма, а другому в два раза меньше? И этому находит Костя объяснение: в зависимости от их достатка. Главное, он не милостыню подает. В сущности, милостыня – просто деньги свои раздавать, быть добрым, щедрым. Но кто сказал, что твои это, Костя, деньги? Разве не высшая сила слепо или зряче – сие значения не имеет – выбрала тебя и сверх меры одарила? Следовательно, доверено