После того как Джакомо ушел, я целую ночь не спала. Не могла заснуть, зная, что меня ждет утром. Перед самым рассветом я взяла из кухни хлеба и решила напоследок посидеть на улице на своей лоджии. Мне хотелось полюбоваться, как над городом восходит солнце, увидеть купола церквей, крыши из черепицы, дымоходы-воронки — виды моей любимой Венеции над моим домом.

Поднимаясь из кухни по лестнице, я остановилась в саду. Все растения и крошечные ракушки на тропинках были влажными от росы. На небе появилось розовое зарево — неужели о таком розовом небе я однажды читала? Иногда нам читала тетушка Гея, когда в детстве учила нас с Джульеттой. Розовоперстый рассвет.

Ох! Как же я сейчас ненавидела свою тетушку. Я никогда ее не прощу за то, что она убедила моего отца отослать меня в монастырь. Уверена, свою бы дочь она туда не отправила! Свое единственное сокровище — Джульетту!

Я с изумлением обнаружила в щели старой задней калитки сложенный листок бумаги. Последнее послание для меня. Наверное, Джакомо тоже не смог заснуть, жег стоящую на письменном столе лампу и бродил в одиночестве по темным улицам. Я побежала забрать записку, а потом, тяжело дыша, поспешила вверх на три пролета на лоджию. И начала читать, когда солнце поднялось над горизонтом.

«Мой любимый ангел…

Помнишь строки Данте, которые я однажды тебе прислал? О Паоло и Франческе? Дальше следует воззвание поэта к возлюбленным:

Я пообещал тебе, что когда-то расскажу тебе оставшуюся часть истории. И после того, как сегодня вечером я простился с тобой — погруженный в собственные страдания! — я понимаю, что время настало.

Франческа ответила, что их охватило желание, пока они читали вместе легенду о Ланчелоте и Джиневре:

Ланчелот и Джиневра… Паоло и Франческа… их любовь была запретной, вечной. Как и наша. Я целую твой дорогой ротик тысячу раз, любовь моя! И еще десять тысяч раз буду мысленно целовать, когда ты уедешь. Ничто не способно нас разлучить».

Я прижала стихи к сердцу и последний раз взглянула на окрестности. Ничто не способно разлучить. Я дала Джакомо такое же обещание. Где бы он ни был.

Запели птицы, зазвонили церковные колокола, когда я наконец-то встала, чтобы покориться судьбе.

Венеция, 1774 год

— Но где же он? Почему он не с вами? — Леда побледнела, как возлюбленные в стихах. Катерина поняла, что напугала девушку, — совсем не такой реакции она ожидала.

— Джакомо пришлось много лет назад покинуть Венецию, — объяснила она, собираясь закрыть книгу этой истории. — Сомневаюсь, что он когда-нибудь вернется.

Катерина выглянула в окно гостиной, где они сидели за холодным чаем. Воды лагуны поблескивали в полуденном солнце, и множество гондол и рыбачьих лодок заставили ее понять, что день ускользает.

— Монастырь, куда вас отослали, — прошептала Леда, — это был монастырь Санта Мария дельи Анджели?

— Да.

Леда уже поняла, где их истории пересекаются: не только с монастырем, но и лично с Мариной Морозини.

Катерина испытывала непреодолимое желание убежать.

— Поздно уже, — резко сказала она, вставая из-за стола. — Скоро все базары закроются, и у нас нечего будет есть на pranzo.

— Джакомо позабыл вас… — настойчиво расспрашивала Леда, — позабыл, пока вы были заперты в монастыре? — Ее поразительно голубые глаза округлились от мрачного предчувствия.

Катерина присела на подлокотник ее кресла. Она не могла оставить Леду без ответа, с недосказанной историей, напуганной тем, что подобное может случиться и с ней.

— А ты когда-нибудь мечтала, чтобы Филиппо вернулся к тебе? — негромко поинтересовалась Катерина.

Леда опустила глаза, Катерина залюбовалась ее длинными, черными ресницами. Они были мокрыми от слез.

— Постоянно, — не поднимая глаз, ответила Леда. — Но он не вернется.

— Ты не можешь знать наверняка, — успокоила ее Катерина. В ту секунду она и сама верила в то, что говорит, потому что очень хотелось ей в это верить. Ради Леды.

Она встала и поцеловала девушку в макушку. Волосы ее стали еще шелковистее. Сердце кольнуло от нежности, которую она ощущала почти физически. Она надела накидку и ушла, заметив, что ее колотит мелкая дрожь.

На улице Катерина оперлась о прохладный камень дверного косяка. Прижала руку к животу, пытаясь удержать все воспоминания, которые рвались наружу.

Катерина на гондоле пересекла Большой канал, оставшуюся часть пути до рынка Риальто она прошла пешком. Она избегала площади Сан-Марко с ее кофейнями, музыкой, веселой толпой. Вопрос Леды эхом раздавался у нее в голове. «Где же он? Почему он не с вами?» — от этого вопроса она могла с головой погрузиться в прошлое. Такое чувство, что она находится под воздействием сильнейших чар. «Столько лет уже прошло, Катерина. Остановись. Проснись». Она попыталась вернуться в реальный мир прохладного камня и плеска воды вокруг.

Подойдя к рынку, она почувствовала запах рыбы и вскоре увидела столы с морскими обитателями. Мужчины в кровавых фартуках чистили свою добычу. Катерина оказалась среди толпы женщин, ожидающих, когда их обслужат. Она решила, что приготовит для них с Ледой вяленую рыбу с полентой. Да, ничто так не возвращает тебя к настоящему, как свежая рыба, только что вытащенная из воды. Ее чешуя поблескивала, как крошечные зеркала, в которых все еще отражался их потерянный дом.

Она попыталась протиснуться вперед, но ее отпихивали в сторону служанки и жены. Их резкие окрики, бесконечные перечни покупок: «Dammi… e poi… e poi…»[37] Безумное желание каждый день набить свой рот.

Катерину стало подташнивать, она отошла в сторону. Больше всего ей хотелось оказаться у алтаря. Там, где можно упасть на колени. Забыться в неподвижной позе. Она пошла дальше, вспомнив, что неподалеку есть церковь Святого Иоанна Крестителя, где она не была уже много лет.