И вот теперь, после столь скандального поведения супруги во время отсутствия Наполеона, семья постаралась внушить ему, что развод не просто возможен, но и совершенно необходим! Были собраны все компрометирующие Жозефину слухи, сплетни, немало добавлено от себя и вылито на голову и без того несчастного из-за отсутствия супруги Наполеона. Он согласился с необходимостью развода, отправил вещи Жозефины прочь, в Мальмезон, семья могла быть довольна.

Понятно, что, обнаружив утром брата в постели с ненавистной семейству супругой, Жозеф в восторге не был, но в тот день всем оказалось не до семейных дрязг генерала. Пришлось примириться с мыслью, что супруги помирились и Жозефина прощена. Старший брат успокаивал себя только тем, что ненавистной невестки надолго не хватит, а стоит ей снова сорваться, как семья приложит все усилия, чтобы добиться своего.

17 брюмера (8 ноября) 1799 года генерал Бонапарт появился в театре с супругой, давая всем понять, что у него в семье все в порядке. Приветствовали его, как национального героя, никому в голову не пришло поинтересоваться, где армия, которую уводил генерал, почему он вернулся только в компании нескольких генералов, что с остальными.

Толпа приветствовала героя уже не только Италии, но и Египта. Толпе мало дела до того, что действительно произошло в Египте, а главное, до того, зачем все было нужно. Директория, отправляя честолюбивого генерала в Африку, надеялась, что он свернет там шею или что просто не сможет ничего сделать. Против Наполеона в Египте было все: мамлюки, жара, англичане в море, песок и солнце, эпидемии… Но он вернулся, правда, без армии. И ни у кого не повернулся язык спросить, где же она, потому что возвращение всего с несколькими генералами куда больше похоже на бегство, чем на триумф.

Будь Директория чуть понапористей, а главное, чуть подружней, у Бонапарта действительно могли потребовать отчета, но директора вроде Барраса уже столько наворовали, что думали только, как сохранить собственное если не положение, то состояние.

Мог спросить Совет Пятисот, все же они не столь зажрались, к тому же их много, но Совет возглавлял брат Наполеона Люсьен, который старательно усмирял и уговаривал Совет.

И все же наступил день, когда затягивать такое положение стало опасно. В воздухе Парижа вместо осени запахло переворотом.

После театра в особнячке на улице Виктуар происходил удивительный разговор. Началось с того, что Наполеон попросил жену пригласить на завтрак, причем очень рано, к восьми утра, Гойе с супругой.

– Но почему я?

– Мне нужно, чтобы он был здесь в это время. Придумай что-нибудь. Немного позже он уже может отправиться в Сен-Клу. Напиши что-нибудь свое, глупое, женское.

Обижаться на слова про глупое и женское не было времени, к тому же Жозефина чувствовала, что муж задумал нечто особенное, а теперь она всецело подчинялась супругу. Побывав по собственной глупости на краю гибели (кому она нужна в таком возрасте и с такими долгами?), Жозефина стала послушной овечкой, решив, что жить за спиной Наполеона куда спокойней, чем в тюрьме за долги. К тому же она начала все же осознавать, что судьба свела ее с необычным человеком.

Жозефина написала записку, которую немедленно отправили.

Сам Бонапарт отправил еще с десяток записок, собирая на улицу Виктуар, бывшую Шантерен, своих генералов, в том числе Мюрата, Ланна, Моро, Бертье, Жюно… Они должны прибыть на рассвете.

Они долго не могли заснуть. Жозефина не знала, что задумал муж, но понимала, что решается его и ее судьба.

Вдруг уже перед рассветом Наполеон усмехнулся:

– Когда-то Ленорман нагадала мне почти корону на голове, как бы венец не оказался терновым…

Но Жозефина не обратила внимания на вторую половину фразы, ее поразила первая, женщина даже уселась на постели, уставившись на мужа, чье лицо едва виднелось в темноте:

– Ты бывал у Ленорман? Когда?

– Да, она мне еще сказала, что прямо передо мной из ее двери вышла моя будущая жена.

– Наполеон, мы бывали у гадалки с Терезой, мне она тоже нагадала корону на голове и назвала имя будущего мужа… постой… Бонапарт! Да, как же я могла забыть?! Она сказала «Бонапарт»!

От волнения голос креолки стал хриплым.

– А следом за нами к ней вошли два офицера… Но мы не смотрели ни на кого…

– Это были вы с Терезой? А следом вошли мы с де Мази…

Они уже вдвоем сидели, не в силах лежать, и смотрели друг на дружку вытаращенными глазами. Неужели Ленорман права?! Но при чем здесь корона?

Наполеон не стал говорить даже Жозефине, что его мечты простираются гораздо дальше кресла президента Директории и завтрашний день только начало. Он надеялся, что это только начало в движении к огромной, абсолютной власти. Наполеон не верил ни в какую власть народа, власть вообще не может быть всеобщей, она возможна только единоличная, иначе это не власть, а простая игра.

Ночью Парижу было не до сна, во всех городских садах размещались войска. Въезды в город перекрыты. Но парижане относились ко всему спокойно: наконец-то сбросят это «Дерьмо пятисот», как называли Совет.

Ни за оба Совета – Старейшин и Пятисот, ни за зажравшуюся Директорию никто заступаться не стал. А вот Наполеона поддерживали, казалось, вот придет к власти боевой генерал, он-то не станет тащить все себе в карман, он наведет порядок.

Бонапарт «навел».

Директория оказалась разогнана, правда, два из пяти директоров – Сийес и Дюко (те, что не противились воле нового лидера) – были оставлены на местах в другом качестве, вернее, с другим названием. Гойе и Мулэн, отказавшиеся подать в отставку по своей воле, были взяты под стражу. Пятый директор, Баррас, благоразумно отказался от власти, поспешив уйти сам.

Гойе не поверил нелепому приглашению на завтрак и на улицу Виктуар не явился, отправив к генеральше супругу.

Жозефине пришлось разыгрывать еще одну нелепую сцену. Из-за всех рассветных волнений она забыла о предстоящем завтраке с президентшей и была даже удивлена, увидев ту на пороге дома. Из особнячка только что удалилась толпа генералов, отправившихся свергать Гойе и компанию.

Супруга президента не могла понять, что творится, сначала им принесли приглашение от Бонапарта на обед, потом вдруг среди ночи примчался еще один слуга с запиской от Жозефины, звавшей на ранний завтрак…

Гойе резонно заподозрил неладное и отправился в Директорию. Мадам Гойе, поразмыслив, решила все же нанести визит мадам Бонапарт.

– Так что вы хотели сообщить нам по секрету?

– Я? А, да… но это касается только нас с вами… действительно секрет… – Жозефина лихорадочно соображала, чем бы таким огорошить президентшу. Та буквально впилась в лицо неожиданной приятельницы, желая услышать нечто… Ведь не могла же она не заметить движение на улицах города, артиллерию в садах и всеобщее возбуждение. – Я… кажется, я беременна!