– Вам этого достаточно? – спросил Гертрих. Пока они ездили, его возмущение росло от дома к дому…

– Восемьдесят раненых я еще не видел… – сказал капитан озлобленно.

– Я и не желаю их видеть… – возразил майор. – У меня нет времени, чтобы гоняться за вашими больными фантазиями. Мне хватило этих двадцати, чтобы установить, что ваши подозрения бессмысленны и злонамеренны.

Он избегал смотреть на капитана, который молчал и не выказывал никаких признаков раскаяния.

Майор повернулся к Тиссу и через переводчика сказал:

– Когда вы увидите принцессу, прошу вас, передайте ей, что я искренне прошу у нее прощения. Это не вернет принца к жизни, но, может быть, она поймет, что мы никогда не желаем смерти невиновным и что люди, которые руководствуются личной местью, – это еще не вся американская армия.

Когда они остановились перед лазаретом в Тутцинге, он добавил:

– Пожалуй, скажите принцессе, что я в ее распоряжении, если понадобится помощь..

10

Но принцесса Каликста не желала больше никакой помощи, и она даже не узнала о том, что эта помощь была ей предложена, потому что она больше не видела молодого врача, который по-прежнему оставался военнопленным и снова вернулся в лазарет.

Она хотела только одного: положить скончавшегося принца в гроб, чтобы он не был просто зарыт в землю. За это она два дня вела борьбу, которую запомнила на всю жизнь. Она ходила от столяра к столяру. Но каждый из них боялся нарушить американский приказ: ни один гроб нельзя делать для немцев. Наконец она оказалась перед дверью корабельщика Вальзера. Она умоляла его без слез, но в ее лице было столько горя, что Вальзер, немного поколебавшись, решился и к полудню привез примитивный гроб на виллу Трутц в закрытом автомобиле…

Принцесса раздела мертвого. Когда она стояла перед его обескровленным обнаженным телом, в дом впервые проникли мародеры. Это были освобожденные остарбайтеры – пленные из восточных стран, которых отправили в Германию для принудительных работ. Они не остановились и перед комнатой умершего и отпрянули только тогда, когда увидели труп. Принцесса схватила рубашку мужа и другую одежду, которую он носил во время бегства, и бросила ее мародерам.

– Берите что хотите, – жалобно сказала она, – но имейте хотя бы уважение перед покойником…

С тех пор как их привезли из Галиции на работу в Германию, они испытали столько нужды и болезней, видели столько смертей, что было бы странно ждать от них уважения перед мертвым. Они с презрением оттолкнули одежду ногами и захлопнули за собой дверь… Когда показалась привлеченная шумом камеристка, они уже исчезли, словно привидения.

Женщины положили принца в гроб. Он был таким узким, что локти рук, скрещенных на груди умершего, выступали за края гроба и не давали закрыть крышку. Принцесса испытывала физическую боль, когда смотрела на худые руки и думала о том, как будет давить деревянная крышка. Но она не хотела ломать руки и с силой заталкивать их в деревянный ящик…

В два часа дня запряженный лошадью катафалк прогромыхал по улице. Дверца катафалка не закрывалась. Они болталась и визжала. Этот визг был единственной музыкой, провожавшей принца в его последний путь. Улицы были пусты, когда принцесса и ее камеристка, сопровождаемые только супругами Трутц и госпожой фон Шварцкоппен, шли за катафалком к старому кладбищу.

Когда они внесли гроб в траурный зал, он оказался весь усыпан остатками дикого празднества, устроенного американскими солдатами, освобожденными из концлагерей заключенными и бездомными женщинами. Принцесса молча нашла метлу и очистила зал от бутылок, презервативов, женского белья и нечистот. Она и камеристка работали до тех пор, пока не приблизился комендантский час, заставлявший их возвращаться домой.

Принцесса колебалась. В отчаянии она думала: «Если «они» в эту ночь снова придут сюда, если «они» снова устроят оргию – что тогда будет с тобой, о Господи, что будет с мертвым в полуоткрытом гробу…» Она уже видела, как переворачивают гроб, глумятся над мертвым или выбрасывают его в темноту.

– Не могу… – прошептала она. – Я должна остаться здесь…

Камеристка долго боролась с ней и наконец уговорила вместе пойти домой и вернуться на следующее утро. Ночь казалась бесконечной, но назавтра они нашли гроб принца нетронутым.

Однако борьба за то, чтобы похороны состоялись, была еще не кончена. Даже могилы были предназначены только для бывших заключенных, и тутцингскому могильщику Польди было запрещено копать могилы для немцев до тех пор, пока не будет похоронен и не найдет покой последний из заключенных.

Принцесса снова умоляла и выпрашивала, и наконец могильщик преодолел страх и пообещал выкопать могилу на новом кладбище. Но он потребовал, чтобы гроб был опущен в могилу сразу же, без единой минуты церемонии. Земля должна засыпать гроб до того, как американцы обнаружат проступок. И он потребовал, чтобы гроб был закрыт…

Принцесса отправилась назад в траурный зал. Потом, на глазах у парализованной от ужаса камеристки, она сломала руки мужа и закрыла гроб. В ее глазах больше не было слез… Она не плакала и в час дня, когда катафалк приехал во второй раз…

Задул холодный ветер и полил дождь, когда они вслед за громыхающей повозкой шли последний отрезок пути к новому кладбищу. Дождь бил ей в лицо, когда катафалк выехал на главную улицу. Проехали ратушу, и принцесса не увидела, что там остановился американский джип. За ним стоял американский майор, рассматривавший повозку и процессию. Она не видела и того, что он отдал честь…

Она шла молча, с опущенной головой. Ей еще раз понадобились все силы, когда четыре американских солдата преградили вход на новое кладбище и, угрожая оружием, хотели прогнать их, потому что приближалась траурная процессия заключенных, которые несли хоронить своих товарищей. Она снова взяла себя в руки, просила и умоляла в третий раз за эти дни – до тех пор, пока один из американцев не разрешил внести мертвого через боковой вход.

В полдень 3 мая 1945 года принца Пруссии Вальдемара принесли на кладбище через боковой вход усталые руки его жены, камеристки, неизвестного мужчины и неизвестной женщины, которые везли катафалк. Комья земли ударили в гроб, едва он был опущен в поспешно вырытую яму и коснулся ее дна…

На следующее утро одинокая, одетая в черное женщина с тележкой поднималась в лес поблизости от Тутцинга. Она собрала еловые ветки и мох, украсила ими тихую могилу и поставила на нее маленький крест.

Это был деревянный крест без надписи. Ничто не говорило о том, что здесь обрел покой последний гемофилик из Гогенцоллернов, прусский принц Вальдемар.

Из «Дневника последнего царя»:

«8 сентября 1904 года… поехал к обедне с детьми. Завтракали одни. Аликс и я были очень обеспокоены кровотечением у маленького Алексея, которое продолжалось с перерывами до вечера из пуповины! Пришлось выписать Коровина и хирурга Федорова; около 7 час. они наложили повязку. Маленький был удивительно спокоен и весел! На следующее утро опять на повязке была кровь…»