Олли смотрит на меня. Я недоуменно пожимаю плечами.

– Ну… то есть… если так нужно… Я сейчас же приеду.

– На самом деле мы были бы очень признательны, если бы вы приехали с Люси. Мы бы хотели побеседовать с вами обоими.

– С нами обоими?

– Да.

– Сейчас половина девятого вечера. Дети уже в постели.

– Тогда вам нужно найти няню, – говорит Джонс. – Потому что это важно. Мы хотели бы видеть вас обоих сегодня вечером.

ДИАНА

ПРОШЛОЕ…

– Слышали новости? – спрашивает Том, его лицо сияет от радости.

Я удивленно оглядываюсь. Вся семья собралась в «хорошей комнате»: Том, Нетти, Патрик, Олли, Люси, даже Арчи. Хотя за последний год я видела каждого в отдельности, вместе мы не собирались почти год, с самого фиаско с радионяней в Сорренто, когда Люси, Олли и Арчи поспешно вернулись в Мельбурн на следующий же день после приезда (ужасная гиперреакция, на мой взгляд, даже если я хватила лишку с монитором). В любом случае я рада снова видеть всех вместе.

– В чем дело? – спрашиваю я, украдкой поглядывая на Нетти.

Ничего не могу с собой поделать. Люси на восьмом месяце беременности. Теперь очередь Нетти. Но она только пожимает плечами, как бы говоря: «Не смотри на меня».

– Олли собирается открыть собственное дело! – Том едва сдерживает радость. – Агентство по подбору персонала!

– О!

В моем голосе слышится удивление. Олли никогда не проявлял никакого интереса к открытию собственного бизнеса, на самом деле он всегда сопротивлялся этой идее. Я его мать, но не видела в нем ни тени честолюбия, несмотря на отчаянное желание Тома увидеть, как его сын сделает себе имя. Я думала, он счастлив, работая на кого-то другого, в обстановке меньшего стресса, даже если это означало меньше денег.

– Ну… поздравляю, милый.

– Ты папу должна поздравлять, – откликается Олли, но выглядит порозовевшим и довольным собой. – Он уже много лет меня понукает. И я не собираюсь делать это один. У меня есть деловой партнер.

– И кто он? – спрашиваю я.

– Эймон.

По моей спине ползут мурашки ужаса.

– Эймон Кокрэм?

– Да.

Я пытаюсь выдавить улыбку, но получается похоже на гримасу. Эймон Кокрэм. Мне никогда не нравился этот льстивый проныра. Он из тех невыносимых типов, которые считают, что очаровывают матерей, говоря, что годы были добры к нам (к сожалению, годы не были так добры к нему, – в последний раз, когда я его видела, он оказался толстым и совершенно лысым). Недавно до меня дошли слухи, что его жена Джулия ушла от него, и не могу сказать, что ее стоит винить.

Том улыбается от уха до уха.

– Мы должны пригласить Фрэнка и Лидию выпить, не так ли, Ди?

Я издаю неопределенный звук. Фрэнк и Лидия – родители Эймона, и я сделаю все возможное, чтобы избежать этого визита. Тем не менее нет смысла говорить об этом Тому, который парит в гостиной на волнах близости своей семьи и делового предприятия его сына.

А вот Нетти выглядит на редкость несчастной. Она немного прибавила в весе, и ее лицо блестит от пота. Когда она поднимает руки, чтобы стянуть через голову свитер, ее рубашка задирается, и, хотя она сказала, что не беременна, я с надеждой высматриваю животик. Ни следа. Вместо этого слева от ее пупка я вижу поблекший овальный синяк. Она комкает свитер и кладет его на колени.

– Так расскажи мне об этой рекрутинговой фирме, – обращается она к Олли. – Вы будете специализироваться в определенной отрасли?

– Для начала мы сосредоточимся на айти, потому что сами оттуда.

– Ну… ты-то оттуда. А что насчет Эймона?

Если судить по тону Нетти, она разделяет мое мнение об Эймоне. Я чувствую прилив солидарности с дочерью.

– Эймон много чем занимался, – признает Олли.

– Хоть какое-то отношение к рекрутингу это имеет?

Олли поднимает бровь:

– При всем моем уважении, Нетти, неужели ты думаешь, что я стал бы вести с ним дела, если бы не считал, что он не может внести никакого вклада?

– Я думаю, Эймон и песок в пустыне способен продать, – говорит Нетти.

Нетти права. В то же время Олли не глуп и не безответственен. Он не рискнул бы войти в дело с Эймоном, если бы не продумал все до конца. По крайней мере, я на это надеюсь.

– Время для сигары, сынок? – предлагает Том. – Ты как, Патрик?

Патрик, конечно, заинтересован. Они втроем удаляются в «берлогу». Том на ходу обнимает обоих. Я знаю, что он хочет для своей семьи самого лучшего, но в этом он способен проявлять упорную однобокость.

Я смотрю на Люси, тихонько сидящую на другом конце дивана. Я забыла, что она здесь. Она на большом сроке беременности. Должно быть, это ее беспокоит. Начало нового бизнеса – это тревожное и полное стресса время для всех. Я в который раз спрашиваю себя, почему она сама не вернулась к работе? Даже работа на неполный день, даже несколько часов в неделю дали бы им дополнительную стабильность при открытии нового бизнеса.

– А что ты думаешь об открытии нового бизнеса, Люси? – спрашиваю я.

– Это просто чудесно. Олли очень взволнован.

Она улыбается как любящая жена, но я вижу в ее глазах беспокойство. И хотя я знаю, что должна быть ей благодарна, что она поддерживает моего сына, мне больше всего на свете хочется схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть.

На следующее утро я встаю рано. Признаюсь, у меня странные отношения с беженками, с которыми я работаю. Как правило, это очень напряженные, тесные отношения в преддверии рождения ребенка, которые понемногу выдыхаются и сходят на нет, когда детям исполняется несколько месяцев. По мере возможности я поддерживаю связь с девушками: время от времени звоню или посылаю рождественские открытки, но я быстро переключаюсь на новых беременных, а прежние слишком поглощены собственной жизнью. Тем не менее я всегда рада, когда появляется причина снова что-то о них услышать. Например, когда Гезала сообщила, что у нее будет еще один ребенок.

Я сворачиваю на подъездную дорожку к ее дому – уже другому, всего в нескольких кварталах от прежнего, но такому же запущенному. Лужайка заросла, ворота висят на одной петле. Я знаю, что Гезала по ночам убирает в супермаркете, чтобы свести концы с концами, но, насколько мне известно, Хакем не работал с тех пор, как они приехали в страну два с половиной года назад. Когда я подъезжаю, он сидит на веранде в линялом шезлонге и курит сигарету.

– Привет, Хакем, – говорю я, захлопывая дверцу машины.

Он постарел с тех пор, как мы виделись в последний раз. Он все еще молод, на вид ему едва за тридцать, но его черные волосы подернуты сединой, и у него появился животик. Его веки полуопущены, как будто он пьян или наполовину дремлет. Обойдя машину, я достаю из багажника корзину с вещами для беременных, которые привезла для Гезалы.