Он извлек из камеры тонкий гибкий видеодиск, распаковалмаленький проектор. Пояснил торопливо:

– Лохинвар чего-то испугался, и я стал снимать…

Вспыхнул экран, на нем появилась равнина, выглядевшая почтикак при дневном свете, только переходы от света к тени были более контрастными.

Они сидели плечом к плечу, затаив дыхание.

– Ага! – тихонько вскрикнул Савин.

Что-то темное мелькнуло над самой землей – густой пылевойвихрь, смерчик, не имеющий четких очертаний, он завивался размытой спиралью,рос, разбухал, занял почти половину экрана, выбросил ветвистые отростки инеожиданно стал сокращаться, худеть, гаснуть, развалился на несколько пляшущихпятен, снова разбух, стал на несколько секунд единым целым, словно бы вотчаянной попытке сохранить себя. И исчез.

Савин вернул диск к началу, включил раскадровку, но ничегонового не увидел – то же самое, только разложенные на фазы рождение и смертьсмерча.

– Скорость съемки… – азартно сказал Лесли. –Может быть, нужна была замедленная съемка? Или наоборот – ускоренная?

– Кто его знает, – сказал Савин. – Вот такэто выглядит. Я ничего не видел, значит, и конь ничего не видел – глаза у насустроены одинаково, приспособлены для одного и того же диапазона волн. Однакоконь что-то почувствовал, а камера что-то запечатлела, вдобавок конь пришел вужас…

Он выключил проектор и коротко, по профессиональной привычкеотсекая ненужные подробности, рассказал о баркасе, о зверях. О встрече с Дианойрассказал очень скупо.

– Вы были бы прямо-таки идеальным свидетелем, –задумчиво обронил Лесли. – Оно и понятно – вам тоже постоянно приходитсяпрофессионально работать с информацией… Звери – это весьма интересно…

– Больше, чем таинственные моряки?

– Да, а монеты? – спохватился сержант. Их былосемь – серебряные, одного размера и с одинаковым изображением. На аверсе –портрет бородатого лысого старика, на реверсе – непонятный вензель.

– И никаких надписей, – сказал Лесли.

– Это не самое странное.

– А что – самое?

– Я закоренелый нумизмат, – сказал Савин. –Не самый лучший, разумеется, но рискнул бы назвать себя довольно опытным. Нерешусь обобщать – для всей планеты, но за Европу ручаюсь. Я не знаю в Европетаких монет. Вы, кстати, заметили, что они выполнены грубее современных? Веку квосемнадцатому я бы их отнес, но все европейские монеты восемнадцатого века язнаю.

– Но ведь они говорили по-гэльски?

– Есть одна загвоздка, – сказал Савин. – Я незнаю гэльского, поэтому не могу судить, были то шотландцы или иностранцы, плохознающие английский. Знаете, – вдруг вспомнил он, – я думаю отемпоральной физике. Это как раз их сфера – фокусы с пространством. Правда,никаких успехов не наблюдается… И все равно это их сфера. Что вы об этомдумаете?

– А ничего, – сказал Лесли. – Я полицейский,понимаете? Человек погиб, и нужно доискаться, что его погубило. Вы говорите,фокусы с четвертым измерением? Пусть так. Но именно эти фокусы вызвали смертьчеловека. Что они могут вызвать еще? В любом случае мой долг однозначен:сделать так, чтобы ничего подобного не повторилось. Я просто не могу углублятьсяв раздумья об эпохальном значении происходящего, пока в столе у меня лежатснимки изуродованного трупа. Вы только поймите меня правильно…

– Я понимаю, – сказал Савин, – я не имеюправа вас упрекать или что-то советовать… И не об этом нам надо думать, а… Выдогадываетесь о чем?

– Да, – сказал Лесли. – Нужно найти тех, ктонам поверит. А где у нас доказательства? Нам поверит только тот, кто испытаетна себе то, что пришлось испытать нам. Существует инерция мышления и прочиемилые вещи… – Он буркнул под нос что-то по-гэльски. – Вы рискнетепозвонить в свою контору и рассказать о повозке, о зверях и прочих здешнихчудесах, имея в доказательство только монеты да еще этот диск? – Он кивнулна проектор. – Ни смерть Мак-Тига, ни даже монеты ваши никого ни в чем не убедят.Ну как, рискнете?

– Нет, – сказал Савин. – Журналисты – самыйнедоверчивый народ на свете.

– Полицейские тоже, – грустно улыбнулсяЛесли. – Между прочим, прелестная Диана, когда я пытался вызвать ее наоткровенность и, очевидно, рассердил, спалила бумаги у меня на столе. Двинулапальцем, и бумаги сами собой вспыхнули… Вы поверили бы часов десять назад?

– Нет, – сказал Савин.

– Что вы о ней думаете?

– У меня сложилось впечатление, что и она ничегоособенного не знает, – осторожно сказал Савин. – Пользуется чем-то,чем оказалась в состоянии воспользоваться, и все. Мы с вами пользуемсявсевозможными техническими новинками, но не сможем рассказать, как они устроеныи почему работают.

– Вот видите. И никто нам не поверит, пока мы нераздобудем что-то такое, что-то… – Не найдя слов, он постучал кулаком постолу. – Человечество тысячи лет купалось во лжи, создало массу профессийи общественных институтов, чтобы оградить себя от вранья, – пробирныепалаты, полиция, нотариат. Да и вы тоже. – Он покосился на Савина. –Вы ведь в некотором роде тоже… нотариусы, заверяющие подлинность информации. Исидим теперь, ломаем головы, а против нас – многовековая привычка не верить наслово, просто на слово…

– Вообще-то, я знаю коллег, которые поверили бы наслово…

– Да и у меня есть такие, – сказал Лесли. –Сорвиголовы нашего возраста, верно? И многое, интересно, от них будет зависеть?Вызвать их сюда означает увеличить число людей, которые окажутся в нашемсегодняшнем положении. Эх, ну почему вы не пристрелили зверя?

– Не могу объяснить, – тихо сказал Савин. –Помешало что-то.

– Глупо, глупо… Так мы никого не убедим.

– Сначала нужно самим разобраться в происходящем, а ужпосле – убеждать кого-то.

– Предположим, мы докопаемся до истины, – сказалЛесли. – Но грош ей цена, если у нас будет одно знание, без доказательств.Необходимо что-то весомее слов, видеодисков и монеток… Сколько патронов выизрасходовали, три? Возьмите. – Он достал обойму и еще три патрона россыпью. –И не бойтесь стрелять прицельно.

– Я не хочу стрелять, – еще тише сказал Савин.

– Тогда уж лучше уезжайте. Мы ничего не добьемся, еслистанем предпочитать поступку размышление. И еще. Я хотел бы вспомнить оГралеве-Гролле. Не странно ли, что физик, занимающийся полуфантастическимивещами, приехал именно сюда?

– Думаете, здесь он должен с кем-то встретиться?

– Да, – сказал Лесли. – Жаль, что язаинтересовался им только сегодня, после того, как узнал от вас, кто он…

– А что вы знаете о фирме «Смизерс и сыновья»?

– Вы и Геспером интересуетесь?

– Он не вписывается в здешний пейзаж, – сказалСавин. – И только.