В 1542 году Андреас Везалий (1514–1564) написал с характерным для Ренессанса самодовольством: «Те, кто сейчас занят изучением древнего искусства врачевания, почти возрожденного в изначальном великолепии во многих медицинских школах, начинают к своему удовлетворению узнавать, как мало и как немощно люди трудились в области анатомии со времен Галена и до наших дней»[63]. Он непоколебимо верил, что его труд «О строении человеческого тела» (On the Fabric of Human Body, 1543) был первым шагом вперед от Галена. Нешуточное самодовольство, учитывая, что Везалий, как и его современники, испытывал глубокое уважение к греческому врачу II века. Современные критики в основном были согласны с ученым, считая, что возрождение анатомии было необходимой предпосылкой совершенствования медицины, а работа самого Везалия – веха этого возрождения. Судьба свела в одно время – в 1543 году – двух очень разных людей – Везалия и Коперника, которые разделяли уважение к древним и желали поднять современную науку хотя бы до уровня древней.

Прогресс в анатомии до XVI века был на удивление медленным, зато после 1500 года стал стремительно набирать темп. Нельзя сказать, что анатомия была запрещенным предметом, – старый миф о том, что рассечение человеческого тела считалось запретным в Средние века, уже давно развеян. Несмотря на знание великолепной работы Галена в этой области, исламские ученые уделяли мало внимание анатомии, они больше интересовались идентификацией заболеваний и составлением лекарств. Эта тенденция перенеслась в Западную Европу через труды Авиценны (979—1037). Отсутствие у мусульман интереса к анатомии, судя по всему, уходит корнями в религиозный запрет. Но в христианской Европе такого запрета не было[64]. В действительности отвращение к вскрытию человеческого тела после смерти появилось довольно поздно, не исключено, что уже после возрождения анатомии. Флорентийский врач XV века Антонио Бенивьени обычно выполнял посмертные осмотры и искренне удивлялся, когда после того, как он лечил непонятную, но интересную неизлечимую болезнь, родственники умершего отказывались «из-за того или иного суеверия» позволить ему вскрыть тело и установить точную причину смерти[65]. Вскрытия часто проводились в XIV веке, в том числе публичные, и выпускники медицинских факультетов нередко приглашались в качестве консультантов, если следовало установить, естественной была смерть или нет. (Интересно, как они это делали?)

Тем не менее анатомия как таковая находилось в зачаточном состоянии. Очевидная причина такой ситуации – отсутствие руководства. Остается только удивляться тому, что два анатомических трактата Галена, за исключением многих его медицинских трудов, не были переведены в XII и XIII веках. Из всех его блестящих анатомических исследований был доступен только краткий трактат под названием «О функциях членов» (De Juvamentis Membroram) – укороченный вариант его физиологического трактата «О назначении частей человеческого тела» (De Juvamentis) – сильно сокращенный пересказ половины оригинала о функциях конечностей и органов пищеварения, сохранивший арабскую анатомическую номенклатуру. Трактат мог быть полезен для изучения тела и предоставить список главных органов, но не давал ясной картины правильного подхода к анатомии. Иными словами, он никак не стимулировал исследовательский дух и не мог подсказать и направить в нужном направлении, если исследование все-таки началось. На самом деле медикам первым делом необходимо было переработать огромный массив информации, содержащийся в книгах. Кроме того, они – и в этом нет ничего необычного – были склонны принять точку зрения мусульман о том, что медицина должна иметь дело с болезнью и ее причинами, а не изучать строение человеческого тела. Даже хирург не испытывал нужды в знаниях чего-то большего, чем поверхностная анатомия и сочленение конечностей – последнее на случай вывихов.

Повторному возрождению анатомии способствовало появление интереса к ней. Первым шагом начала процесса стала «Анатомия» Мондино де Луччи, написанная в 1316 году. Мондино (1275–1326) – профессор университета в Болонье. Он, безусловно, читал De Juvamentis Галена. По мнению Мондино, этот труд был плохо латинизирован – все термины Мондино были арабскими по происхождению. Он, вероятно, был одним из тех арабизированных врачей, на которых в следующем поколении так яростно нападал поэт Петрарка. Подход Мондино был прост: без какой-либо преамбулы он приступил к краткому описанию частей тела (он излагал только голые факты) начиная с брюшной полости и далее через грудную клетку к голове и конечностям. Порядок стал традиционным в анатомических исследованиях, частично по примеру Мондино, а частично потому, что прежде всего осматривают часть, более всего подверженную нарушениям. Судя по всему, в планы Мондино не входило писать подробный учебник. Скорее он собирался создать общее руководство с описанием примерной процедуры для прозекторов. В книге нет подробных указаний, которым необходимо следовать во время вскрытия, нет точной анатомической номенклатуры. Мондино явно вскрывал тело так, как это описал, но не мог, даже если бы захотел, обрисовать положение и состояние каждого органа. Но все же работа целиком профессиональна, и в ней Мондино проявил явную независимость от господствовавших мнений и тенденций.

Благодаря лаконичности и практической направленности «Анатомия» Мондино стала стандартным учебным пособием для медицинских школ. К этому времени почти все университеты включили в свои уставы положение о том, что студенты-медики обязаны присутствовать при одном или двух вскрытиях (они, естественно, выполнялись зимой). Обязательным для руководства обычно предлагался учебник Мондино. Впрочем, другого все равно не было. Альтернативный вариант De Juvamentis Галена. Положение оставалось таким в течение следующих ста лет, несмотря на то что Никколо да Реджо в 1322 году, через шесть лет после того, как Мондино закончил «Анатомию», завершил перевод «О назначении частей» Галена. Мондино, безусловно, воспользовался бы этой книгой, будь она тогда доступна. Можно сказать, что Гален был отвергнут, поскольку его заменил Мондино.