Некоторые мужчины относятся к своим авто как к любимым женщинам. Наверно, ЭТА машина не может не вызывать почти физического желания. Не будучи мужчиной, о себе я не могла сказать ничего подобного, а вот обычно тусклые глаза Маминова при одном взгляде на дорогой подарок вспыхнули.

– Неплохо, да? – спросил он.

– Нет слов, – откликнулась я. – Вот только напрасно на ней вы собираетесь ехать на дачу!

– А что? Идеальная машина. Будь у нас хорошие дороги, я на таких бы и ездил.

– С точки зрения киллера, конечно, машина идеальна, – произнесла я, – открытый кузов, все на виду, стреляй – не хочу. А вот с точки зрения телохранителя…

– Да бросьте вы, Мария! – отпарировал Маминов. – Захотят убить – убьют и в моем бронированном «Линкольне». Могу я позволить себе не прятаться хоть сегодня? Кураж, знаете ли, такой злобный!

Я пожала плечами, обошла машину кругом и увидела, что на ней итальянские номера.

– Как, вы еще не заменили?

– Да я на ней еще не ездил, – ответил Алексей Павлович. – Ее из Италии меньше месяца тому назад привезли, так что еще не успели. Задним числом оформлю, ничего.

– Погодите! – выговорила я. – А это… это что такое?

Мой взгляд уперся в висящего на переднем стекле толстого человечка: цилиндр, толстое неуклюжее тельце, наглая физиономия, костюмчик, ключ на шее. Конечно, я не могла не узнать его: это был тот самый «капиталист-финансист», который был подарен Алексею Павловичу отцом в памятный день юбилея. «Чисто символический подарок».

– Вы решили собрать воедино все подарки, которыми вас оделили, так? – улыбнулась я.

Маминов кивнул:

– Что-то вроде того. Ну, Мария, садитесь. Солнце в зените.

– Через полчаса…

Я уселась рядом с ним, мощное темно-зеленое авто легко выехало из гаража, и мы понеслись по улицам. Джип с охраной ехал где-то впереди, а потом и вовсе пропал из поля зрения.

До дачи Леонида Ильича Климова мы доехали минут за тридцать.

Как я уже догадалась, мы приехали на совсем другую дачу Леонида Ильича, более «дачную», чем та грандиозная вилла, где праздновался маминовский юбилей, окончившийся так трагично. Местность была живописная: кругом леса, чуть поодаль протекала речка.

На даче Климова нас поджидал неприятный сюрприз.

Вернее, целых два.

Сначала наглый охранник на воротах не признал Маминова и велел ему убираться подальше, причем сделал это на неплохом английском языке. Очевидно, он принял нас за иностранцев: редкая модель машины, итальянские номера, фраза Маминова, громко сказанная у самых ворот виллы: «Finita la comedia». Не знаю, к чему это было сказано, но эффект вышел неожиданный. Правда, в ответ Алексей Павлович на чистом русском высказал ему, что он думает о секьюрити Леонида Ильича. Тогда только его признали и, долго и нудно извиняясь, впустили на территорию климовской дачи.

А вот второй неприятный сюрприз: джипа с охраной Маминова еще не было.

* * *

На даче Леонида Ильича собралось веселое общество. Вся семья Климовых с неизбежными тетушками и дядюшками, коих у таких богатых людей, как милейшие родственники Алексея Павловича и особенно он сам, всегда неисчислимое множество. Разумеется, был заводной Павел Борисович, отец Маминова. Были здесь и какие-то молодцеватые ребята и симпатичные девушки, как оказалось, друзья Лены и ее коллеги по работе.

Всех гостей не менее четырех десятков. И, что характерно, все смотрели на Алексея Маминова, словно желали запомнить его навеки. Это очень не нравилось банкиру, он заметно нервничал, не отпускал меня ни на шаг, и, кажется, по этому поводу начинала нервничать уже Елена, жена Маминова, и даже ее матушка. А между тем у Маминова была еще одна причина волноваться: прошло уже не меньше часа с тех пор, как мы с Маминовым приехали сюда, а джипа с охраной банкира все еще не было.

Подошел Родион Потапович, который только что приехал вместе с Бергом. Последнего я видела впервые, это был невзрачный человек с большими блестящими глазами и высоким лбом с залысинами. Он постоянно двигал пальцами рук, сплетал и расплетал их. При этом он шмыгал носом, как школьник. В первый раз видела серьезного бизнесмена, который так шмыгал бы носом.

Родион Потапович сказал:

– Мария, Михаил Карлович и я имели продуктивный разговор. Михаил Карлович человек занятой, но он все-таки выкроил время, чтобы приехать сюда.

Берг закивал головой. Нет, решительно, в нем было больше подвижности, чем в любом из виденных мною банкиров.

– Если у тебя, Алексей Павлович, пропала охрана, это значит, что ее и так нужно было уволить, так что не печалься, – сказал он.

Над моим плечом возникло движение, шеи мягко коснулись волосы, и бородатый мужчина с длинными волосами, стянутыми на затылке в хвостик (моей шеи касалась его борода), проговорил:

– Непременно придут сии заблудшие, сын мой.

Я обернулась: возле меня стоял тот самый отец Валентин, с которым так задушевно беседовал Павел Борисович Маминов при посещении церкви.

Маминов косился на него с явным неодобрением. Наверно, потому и предупреждал он своего отца, чтобы не было никаких пьяных попов… Причем говорил не обо всем достойном всяческого уважения духовном сословии, а об отдельных его представителях.

Отец Валентин, будучи уже изрядно навеселе, путался в своей рясе и натыкался на всех подряд.

Мне показалось, что отец Валентин, как и хозяин дома Леонид Ильич и, конечно же, Павел Борисович Маминов, пьют за здравие именинницы с самого утра.

– Зачем пригласили этого попа? – злобно спросил Маминов у Лены.

Королева приема в великолепном алом платье надменно посмотрела на бледного, взбешенного мужа.

– Его пригласил папа, – произнесла она. – Он здесь уже с утра.

– Оно и видно, – проворчал Маминов, – тоже мне святоша! А сам уже пьяный в дупель! А папаша мой тут давно?

– Да тоже с утра! – недовольно ответила Лена и посмотрела на меня с поистине королевским равнодушием: – Здравствуйте, Мария.

Я сдержанно поздравила ее с днем рождения, кажется, ей исполнилось двадцать девять, и начала рассматривать окружающих. Вскоре всех пригласили за стол.

Родион следил за тем, чтобы моя тарелка не пустовала. Подливал вино, пару раз плеснул на рукав, но я не обратила внимания на такую мелочь. Напротив меня сосредоточились очень интересные персоны: не считая Павла Борисовича, который определенно был на взводе, тут были Берг, отец Валентин, неподалеку сидел Леонид Ильич.

Алексей Павлович Маминов сидел рядом со своей женой. Его взгляд время от времени скрещивался с моим, и по тому, как тревожно и многозначительно он окидывал глазами гостиную, легко было угадать затаенную его мысль: «Они где-то здесь, ЭТИ люди, они ждут. Не знаю чего, но ждут. Они здесь, эти люди, и они все свои. То есть пока что я сам считаю их своими».