д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г

е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д

ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е

з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж

и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з

й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и

к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й

л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к

м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л

н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м

о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н

п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о

р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п

с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р

т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с

у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т

ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у

х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф

ц ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х

ч ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц

ш щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч

щ ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш

ъ ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ

ы ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ

ь э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы

э ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь

ю я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э я а б в г д е ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю

Холмс работал так напряженно, что, готов поклясться, на минуту он забыл о нашем присутствии. Наконец он поднял голову:

— Без такой сетки можно и обойтись, но лишь очень немногие способны кодировать сообщения в уме. Итак, джентльмены, берем по порядку буквы нашего сообщения и буквы ключа. Начало получается совсем простое: спускаемся по левому краю от А к И. Далее, если вы проследите за кончиком моего карандаша, вы увидите, что линия, проведенная вниз от Н верхнего горизонтального ряда встречается с линией, идущей направо от С бокового ряда, на букве Ю. Продолжаем: перпендикуляры от Г и К пересекутся на Н. Надеюсь, вы поверите, что в итоге мы получим: ИЮНЛПЯСЕУХ.

Мне показалось, будто наши гости пытаются повторить операцию, которую молниеносно проделал Холмс.

— Сейчас вы поймете преимущества этой простой системы, — продолжал мой друг так же спокойно и уверенно. — Сообщение будет передано в виде того набора букв, который я вам назвал. Обычные приемы расшифровки здесь бессильны. Криптографам из Адмиралтейства нет резона ломать голову над тем, что соответствует литерам А, Б, В и так далее. Выяснять, какие буквы встречаются чаще других, тоже бесполезно: как известно, А, Е и Т частотны во многих языках. В нашем исходном сообщении они присутствуют. И если букв А в кодируемой фразе несколько, при зеркальном шифровании каждая из них получает различное соответствие. Поэтому в тексте, уже готовом к передаче, повторение литер ничего не значит.

Воцарилась полная тишина. Через минуту лорд Эшер ее нарушил:

— Выходит, мистер Холмс, плохо наше дело.

— Иными словами, — быстро произнес Фишер, — код не может быть расшифрован.

— Этого я не говорил. Но необходимо узнать или логически вывести тот текст, который используется в качестве ключа.

— Да, но существует множество текстов, напечатанных на десятках языков в тысячах книг, на миллионах страниц. Так что код расшифровке не подлежит. Сомневаться в этом не приходится. Единственное, что наши сотрудники смогли установить: некоторые группы букв повторяются. Если код таков, каким вы его описываете, то за повторяющимися сочетаниями литер могут стоять одинаковые слова или разные слова, получившие одинаковые обозначения при шифровании.

Холмс пожал плечами.

— Взломать код можно двумя способами, — терпеливо пояснил он. — Можно вскрыть его частично, если вывести принцип шифровки на основании внутренних наблюдений. К большему успеху может привести метод проб и ошибок. Криптографы Адмиралтейства его величества сделали немало попыток, судя по всему, безуспешных. Проверим, смогу ли я справиться лучше. Пока у меня есть преимущество: я хотя бы определил, с каким кодом имею дело.

Нечего и говорить, что под конец этой встречи я чувствовал себя весьма неловко. От меня не укрылось, что адмирал Фишер и лорд Эшер пару раз обменялись негодующими взглядами. Но, как и в разговорах с инспекторами Скотленд-Ярда, Холмс оставался чужд ложной скромности. Он не скрывал своего убеждения в том, что именно никчемность адмиралтейских служащих явилась причиной затруднительного положения наших гостей. Такая самоуверенность могла бы повредить его дружбе с первым лордом Адмиралтейства. Однако сэр Джон Фишер был достаточно здравомыслящим человеком, чтобы понимать: Холмс — единственный, от кого можно ждать помощи. Папка с зашифрованными сообщениями осталась на Бейкер-стрит.

Следующие три дня Холмс почти не отходил от своего стола, испещренного пятнами и царапинами. Работал он в лиловом халате, из-под которого торчала пижама. Все это время мой друг хранил молчание и с неудовольствием поглядывал в сторону тех, кто входил в гостиную. Очевидно, ему мешали звуки их шагов и дыхания. Тишину нарушал только хруст сминаемой писчей бумаги, в следующую секунду летевшей в корзину или мимо нее. Каждый раз, когда я пытался бесшумно перевернуть страницу «Морнинг пост», Холмс поднимал голову и смотрел на меня с немым укором. Не желая отвлекать его, я старался чаще выходить из дому: гулял в Риджентс-парке, по аллеям которого ветер с шорохом гнал первые желтые листья, обедал у себя в клубе, где в дневные часы, по крайней мере, не останешься без собеседника, и наконец ужинал там же, но уже в одиночестве.

В квартиру на Бейкер-стрит я возвращался, когда над темнеющими улицами начинал сгущаться октябрьский туман. За каминной решеткой не плясал огонь, поскольку миссис Хадсон не велела застенчивой горничной «беспокоить джентльмена». На обеденном столе не было следов ужина: Холмс питался, как цыган, — поклевывая еду с подноса, стоявшего возле письменного прибора. Пищи он поглощал крайне мало, если не считать таковой крепкий табак. В первый вечер мой друг отправился в постель очень поздно. А через день, когда я вошел утром в непроветренную комнату, стало ясно, что накануне Холмс не ложился вовсе. Вид у него был бледный и изможденный, будто он потерял пуд веса.