На следующий же день Вергилий начал учиться играть на фортепьяно.

Его три сестры начали учиться играть на скрипке.

Здесь мы делаем паузу, потому что Повествователь должен отправиться в Дублин.

Вообще-то я больше не выхожу на улицу. Это трудно объяснить. Если только вы не чувствовали этого сами, то как только такое слышите, то думаете: «Ох-ох», отводите взгляд, но тут же решаете «Она чокнутая, потому что ну кто же не выходит из дома?» Ну, извините меня, я-то не выхожу. Проехали. Когда я вернулась из университета, у меня появилось ужасное давление на грудь. Если я добиралась до парадной двери, мои ноги переставали работать. Вот и все. Я не могла дышать, возвращалась и присаживалась на подлокотник Бабушкиного кресла. Но ощущение не проходило. Несколько стаканов воды, воздух, глубокие вздохи, дыхание в бумажный пакет, в котором недавно хранили лук, прищипывания рук, ингалятор с «Виксом»[229], горячая вода с «Виксом», еще больше воздуха (обмахивание «Клэр Чемпионом» в качестве веера), еще вода (газированная), уксус, брызги лимонного сока и полный глоток виски — все это не делало погоды, как и небольшой парад психиатров-любителей нашего прихода, которые приходили, садились на мою кровать и играли в игру «Вопросы без ответов».

— Чего ты боишься, дорогая?

Я вас умоляю!

Но теперь я должна отправиться в Дублин. Великий День для Тимми и Пэки. Униформы поглажены, ботинки начищены, и Волосы встретились с Расческой. Будто мы собираемся на Всеирландский чемпионат, однако я увижу не парней в слишком коротких шортах и высоких, почти до колен, гольфах, какие носят в GAA[230], а Консультанта.

Давным-давно где-то в секретной комнате, как говорит Джимми Мак, корифеи Медицины решили, что лучший способ превратить консультантов в миллионеров состоит в том, чтобы их было примерно четыре на всю страну. Как только их становилось четверо, двери для остальных были закрыты. Поэтому требуется приблизительно десять лет, чтобы удалось проконсультироваться у одного из них. Консультанты мистические, как Волхвы, только наоборот — не они приходят, а вы должны прийти к ним. Вы должны находиться в Тяжелом Состоянии, чтобы вас направили к ним, и если так, то это почти конец дороги из желтого кирпича[231]. Мэри Хоулихэн в Ноке[232] уже три года как была похоронена, когда ее пригласили на консультацию. Ее муж Мэтти сказал, что у него было полное право выкопать и привезти ее тело, только Дигнэм, билетный контролер в Эннисе, вряд ли позволил бы ей проехать бесплатно.

Вниз по лестнице меня несут на носилках. Все время я пытаюсь дышать, но у меня такое чувство, будто я под водой.

— Все хорошо, милая, — говорит Мама. — Все хорошо.

Когда мы спустились с лестницы, она берет меня за руку. Тимми держит носилки у моей головы, Пэки — у ног, и я, будто в лодке, выплываю через парадную дверь.

Небо огромное и серое, как медуза, и в нем нет вообще никакого света. Есть только насыщенное водой пространство, из которого текут капли, пока мы идем через сад к машине «Скорой помощи».

Внутри стараниями Тимми и Пэки все блестит. Мама располагается возле меня. Вы видите в ней храбрость. Вы видите, что она не потерпит поражения, и несмотря на то, что мир бросал на нее печаль за печалью и сбивал с ног, она все еще справляется. Она старше, чем на самом деле, и на ее висках есть несколько серебристых волос, и в глазах — та особенная глубина мудрости, которая придает ей особую, непреходящую красоту. Будто она — предвечная Мать, моя Мама. Она будто дамба, удерживающая море, которое поднимается все выше, чтобы забрать меня. Я вижу это в ее глазах. Я вижу, как сильно она надеется, что, может быть, сейчас то самое время, что, может быть, уже Приходит Помощь.

Она надеется — и в то же время пытается не обольщаться надеждой.

И это самое печальное.

Надежда может быть — а может и не быть — Существом с Перьями[233]. Но у того Существа определенно есть Когти.

Мы уже покинули Фаху и едем по дороге, ведущей в Дублин, и поля вокруг нас просыпаются от сегодняшнего дождя. Сегодня это влажная серебристость, которая, как говорит Пэки, соответствует Четвертому Прерывистому режиму дворников, однако Тимми думает, что Пятому. Они говорят все время, пока мы едем. Если бы мы были на пути в Москву, то они тоже говорили бы всю дорогу.

Мне хорошо в машине «Скорой помощи», потому что, как ни крути, это что-то новенькое.

Беседа идет своим чередом. Мы еще не выехали за границы нашего округа и потому говорим о Фахе. О Мартине и Морин Рингах, чья дочь Ноель сбежала с одним из мусульман, живущих в Мейо, а именно с одним из Мясников Баллихониса[234]. О холостяках Братьях Хейз, им уже за шестьдесят, и каждый из них покупает по экземпляру «Чемпион», хотя они живут вместе в одноэтажном доме с тремя комнатами. Снаружи парадной двери братьев есть гора из чайных пакетиков, гигантская дымящаяся куча, которая, как предполагается, должна превратиться в компост на грядке перед домом, но сопротивляется из-за дождя, как говорит Тимми, и воздух, входящий в их парадную дверь, будто несет с собой особенный, резкий запах Индии в сезон муссонов. Если случится наводнение, то получится Ганг из чая, текущий вниз к дому МакКарти.

Разговор заходит про «Апостольские Труды»[235], участницам которых теперь за восемьдесят. Они все еще собираются в Национальной Школе Фахи в семь часов вечера в Первый Вторник месяца, и когда идут туда, освещая себе путь фонариками «Ever Ready», то издали кажется, будто в Фахе иллюминация. Эти почтенные дамы приняли решение объединиться с отрядом Легиона Марии[236], поскольку число Легионеров свелось к двум.