меры, касающиеся производства или инвестиций, а просто перетасовать бухгалтерские счета компании. Те из нас, кто мало знаком с финансовым учетом, могут воображать, что в этой области действуют четкие правила составления счетов, но на практике существует немало «серых зон», позволяющих завышать и занижать прибыль или перекидывать ее между счетами разных дочерних компаний[92].

Какой из вариантов избрали бы вы, будь вы исполнительным директором? Сегодня мы можем наблюдать в корпоративном секторе США и Великобритании последствия применения второго варианта. Несмотря на высокую рентабельность, компании воздерживаются от инвестиций. Такое поведение удивительным образом подтверждается сравнением нормы инвестиций компаний, акции которых котируются на бирже, и компаний, акции которых находятся в частном владении и не могут продаваться на открытом рынке. Норма инвестиций компаний, котирующихся на бирже, составляет 2,7%; соответствующая норма компаний, акции которых находятся в частном владении, составляет 9%. В Великобритании, у которой отношение объема финансового сектора к экономике является самым высоким среди всех крупных стран мира, корпоративные инвестиции в научные исследования намного ниже среднего показателя развитых стран[93].

Не удивительно, что компании, гоняющиеся за высокими показателями квартальной прибыли, показывают более низкую долгосрочную эффективность (даже по показателям прибыльности) по сравнению с компаниями, которые могут ориентироваться на более длительную перспективу. Но если прежний исполнительный директор уже сократил инвестиции до предела, вам, возможно, придется выбирать третий вариант. Подобные ситуации, в силу самого их характера, очень трудно выявить — кроме тех случаев, когда мошенничество зашло так далеко, что оно выходит на поверхность. Иногда это случается. В США самое громкое дело подобного рода — это история компании Enron. Британские аналоги «героев» дела Enron — это Роберт Максвелл, генеральный директор Mirror Group Newspapers, в отношении которого однажды проводилось расследование, по итогам которого было признано, что он «не может быть допущен к руководству публичной компанией», и Филип Грин, генеральный директор BHS, который даже удостоился рыцарского титула. Каждый из них сумел увести из своей компании пенсионные средства, оставив тысячи сотрудников нищими. Максвелл спрыгнул со своей мега-яхты накануне раскрытия его мошенничества; Грин все еще владеет своей мега-яхтой, которую журналисты удачно переименовали в BHS Destroyer[94]. Может быть, наличие у владельца компании мега-яхты уже пора считать главным показателем использования ею «креативного» финансового учета?

И второй, и третий варианты чреваты серьезными последствиями для общества. Управление крупными компаниями осуществляется без достаточного внимания к их перспективным задачам, а их отчетность перестает вызывать доверие.

Но и этим дело не кончается: пока мы видели, что высшие руководители все чаще направляют все свои силы не на долгосрочный процесс выращивания первоклассной компании, а на уловки и приемы, имеющие краткосрочные цели. Но увеличение разрыва в уровнях оплаты труда осложнило жизнь даже тем высшим руководителям и советам акционеров, которые ориентируются на долгосрочный горизонт. Как показывают случаи компаний Johnson & Johnson, ICI, Volkswagen и Toyota, главная задача долгосрочной стратегии — убедить сотрудников в том, что им стоит связать свою судьбу с судьбой компании. Магия нарратива работает только в том случае, если он не расходится с делом. Когда руководство говорит сотрудникам «мы все в одной лодке», но при этом платит само себе в пятьсот раз больше, чем получает средний сотрудник, это не может не вызывать некоторой злой иронии. В конце концов, рабочий на сборочной линии скажет: «Раз вы пользуетесь своей властью, чтобы грабить компанию, я буду хотя бы дергать за стопорный шнур каждый раз, когда мне нужно передохнуть». Максима «делай то, что я тебе говорю, но не делай как я» редко работает на практике.

Так разумна ли нынешняя стратегия пенсионных фондов? Вполне очевидно, что нет. Они несут одно определенное обязательство: быть способными выплачивать своим членам достойные пенсии по наступлении их срока. Эта способность зависит только от одного: долгосрочной доходности их активов. Последняя же зависит от долгосрочной прибыльности группы компаний, акции которых составляют их портфель. В целом пенсионные фонды не могут быть доходнее компаний, бумаги которых обращаются на рынке, поэтому их способность выполнять свои обязательства зависит от долгосрочной прибыльности частных предприятий страны. Отвлекая управляющих от решения этих задач, пенсионные фонды ограничили собственную способность выполнять свои обязательства.

Что тут можно поделать?

Пора, однако, перейти от удручающего перечисления всего того, что пошло не так, к практическим предложениям. К счастью, эти проблемы — не какие-то неизбежные спутники капитализма, а результат исправимых ошибок публичной политики. Публичная политика пошла не в том направлении из-за ее примитивизации, вызванной крикливыми спорами отживших идеологий. Правые провозглашают веру в «рынок» и дискредитируют любое регулирующее вмешательство. Их рецепт прост: «Сбросим государство с плеч бизнеса! Да здравствует дерегулирование!» Левые дискредитируют капитализм и клеймят корыстных менеджеров частных компаний и фондов. Их рецепт — государственный контроль над бизнесом и передача «командных высот» экономики в государственную собственность. Обе эти фундаменталистские идеологии несостоятельны, но именно они задают контекст публичного обсуждения этих вопросов, препятствуя их реальному осмыслению.

Исходный пункт нового подхода состоит в признании того, что общественная роль крупной корпорации никогда не осмысливалась должным образом. Советы директоров, управляющие крупными компаниями, принимают решения, имеющие чрезвычайно важные последствия для общества, но их нынешняя структура есть результат отдельных несогласованных решений, вызвавших, в свою очередь, какие-то новые решения, не предполагавшиеся изначально. В отношении системы корпоративного управления не предпринималось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало энергичное и глубокое публичное обсуждение, воплотившееся в «Записках федералиста»[95], из которых выросла Конституция США и американская система государственного управления. Система общественного регулирования бизнеса складывалась постепенно, и поэтому фундаментальная проблема контроля никогда не анализировалась по-настоящему. В основе любого жизнеспособного решения должно лежать изменение баланса интересов, которые выражаются юридическими правами контроля.

Изменение отношений власти внутри частного предприятия

Сегодня законодательство англосаксонских стран обязывает директоров компаний управлять ими в интересах собственников. Например, именно так обычно трактуются положения британского Закона о компаниях, хотя они допускают и более широкое толкование[96]. В свою очередь, собственники — это только лица, владеющие акциями компании. Эта система вовсе не является имманентно присущей капитализму: она сложилась потому, что в XVIII веке, на ранних этапах зарождения частных компаний, главным сдерживающим фактором их роста была необходимость привлечения какого-то минимального объема финансовых средств, достаточного для рисковых инвестиций. Этот этап остался позади. Сегодня риск финансовых потерь обычно ограничивают путем диверсификации вложений, обеспечения информационной прозрачности и контроля над корпоративными управляющими. Существуют большие массы капитала, собственники которого готовы вкладываться в рискованные проекты (что показал бум «доткомов», а позднее — бум секьюритизированной ипотеки). Сегодня люди