Собственноручно пододвинул для удобства под ноги римлянина маленькую скамейку. Остывая, Квинт погрозил рабу кулаком, забрался на покрывало и лег, опираясь на левую руку.

Повар, приветливо улыбаясь, внес небольшой столик, уставленный блюдами из рыбы и мяса. Между ними стояли мисочки с острыми приправами и соусами. С этих возбуждающих аппетит блюд греки всегда начинали свои пиры.

— А где же яйца? — нахмурился Квинт, придирчиво осмотрев столик.

— Я думал, что здесь, в Афинах… — начал было Эвбулид, но Квинт оборвал его:

— Я не собираюсь менять своих привычек ни в Риме, ни в его провинциях! Раз заведено моими предками начинать трапезу яйцами и заканчивать ее яблоками, пусть твой повар так и сделает!

Эвбулид жестом поторопил повара выполнять приказание гостя, и пока тот возился на кухне, выскочивший из угла раб надел на головы пирующим венки из роз. Помогая ему ровнее уложить венок, Эвбулид почувствовал, как дрожат руки египтянина.

— Вот это другое дело! — обрадовался Квинт, замечая в руках вбежавшего повара миску с яйцами. — Молодец!

Повар зарделся от похвалы.

Квинт заметил это и сдвинул брови:

— Но я уверен, Эвбулид, что твой повар — большой мошенник и плут!

— Это не мой повар — я нанял его сегодня на агоре!

— Какая разница! — продолжал злословить в адрес переминавшегося с ноги на ногу повара Квинт. — Все они рады отщипнуть кусок от чужого добра! Мы в Риме держим их в кулаке, и чуть что — наказываем розгами. А у вас, говорят, один повар так обогатился остатками со стола своего господина, что купил себе десять больших домов!

— Ты, наверное, слышал это в цирюльне? — улыбнулся Эвбулид.

— Это еще почему?

— А потому, что тот повар, кстати, звали его Мосхион, и служил он Деметрию Фалерскому, построил себе не десять, а три дома. Хотя, справедливости ради, надо сказать, что он, действительно, был большим мошенником, и в Афинах даже высокопоставленным семьям приходилось страдать от его наглости.

— И этот из того же теста! — подвигаясь к столику, проворчал Квинт. — Все рабы и вольноотпущенники — воры и мошенники!

Он поводил над блюдами рукой, не зная, с какого начинать. Наконец остановил свой выбор на дымящейся колбаске. Обмакнув ее в щедро сдобренную чесноком подливку, поднес к дрогнувшим от нетерпения губам.

— О–у–гмм! — промычал он, вонзая в нее крепкие зубы. — М–мм!

Эвбулид с недоумением покосился на зажмурившегося от наслаждения гостя. Квинт расправлялся с колбаской так, словно сидел у походного костра, а не в требующем уважения афинском доме. Видя, как тают в мисках колбаски и мясо, Эвбулид заторопил повара, чтобы тот вносил новый столик.

При виде перемены блюд глаза римлянина заблестели. В огромной чаше, обложенный яблоками и зеленью, истекал розовым соком поджаренный до румяной корочки заяц. В маленьких кастрюльках млечно белели сочные кальмары, алели вареные крабы, чернели особым способом приготовленные куски черноморского ската. Вид толстобокого угря, круто засыпанного крупинками соли, вызвал у Квинта восторг.

— Да таким угрем не побрезговал бы сам владыка морского царства — Нептун! — воскликнул он, вырывая обеими руками целый бок у свернутой в кольцо рыбины. — Но, Эвбулид! — в его голосе зазвучал упрек. — Ты хочешь, чтобы я умер от жажды? Где вино? Почему я до сих пор не вижу вина? Эвбулид заколебался1, но все же дал повару знак принести ойнохойю и кратер2.

Огорченный тем, что выпитое раньше времени вино приглушит вкусовые ощущения пирующих, повар принялся разбавлять вино водою. Квинт, наблюдавший за его действиями, не выдержал:

Ты что, — вскричал он, — «питье для лягушек» решил подать старому воину?!

Повар поклонился, скрепя сердце плеснул в кратер еще немного вина, но, увидев, что лицо римлянина наливается кровью, отставил кратер в сторону и налил в кубок гостя неразбавленное вино прямо из ойнохойи.

— Вот так–то оно лучше! — заметил Квинт и, осушив кружку, глазами приказал повару снова наполнить ее. Насмешливо покосился на Эвбулида: — А ты, старый воин, будешь цедить эту болотную жижу?

Эвбулид, не переносивший насмешек, тоже приказал вконец расстроенному повару налить себе неразбавленного вина. Перед тем, как выпить его, вопросительно посмотрел на Квинта:

— Как будем молиться?

— А как всегда! – махнул тот рукой. – Возблагодарим богов за то, что они дали нам все это! Когда умрем, ничего ведь уже не дадут! – хохотнул он.

— Как это? – не понял Эвбулид. – А наше посмертное существование в подземном царстве Аида?

— Это все басни ваших философов да поэтов. Мы, римляне, в них не верим! — отрезал Квинт. — И хоть сирийцы, египтяне, иудеи, да и вы, эллины, сегодня пытаетесь убедить нас в обратном, мы до конца будем верны вере наших предков! Умрем, и все! Лично я не пожалел бы собственного брата, если б он даже только помыслил иначе! Убил бы вот этой самой рукой!

— Но…

— Боги дают нам блага только в этой жизни. Поэтому надо брать от этой жизни все! И никаких «но»! — стукнул кулаком по краю столика Квинт. — И вообще мы живем с ними по принципу — ты мне, я тебе! А если они не выполняют наших просьб, то мы можем и высечь их!

— Как это высечь?

— Очень просто. Взять фигурку провинившегося перед тобой бога, затем прутик, и… Ну а если случается общая беда, мы делаем так всем народом! Что ты так уставился на меня? Что–то имеешь против?

Эвбулид не стал спорить с гостем. Он вдруг понял ответ на утренний вопрос Гедиты, почему римляне, все до единого, так жестоки. С такой верой действительно можно творить в этой жизни любое зло, не опасаясь последствий! Теперь он знал, что надо было ответить жене. Но что бы это изменило?

«А вот Диоклу надо объяснить! — неожиданно подумал он. — А то сегодня он, кажется, неправильно понял меня. Так и жизнь проживет, заботясь лишь о временном и совершенно не думая о вечном. Добиваясь в этой жизни для себя благ всеми правдами и неправдами. Как римляне. Сразу же после этого званого ужина поговорю с ним!»

Решив так, он поднял свой кубок и примирительно произнес:

— Ну? Кто бы ты ни был, Зевс, но, если это имя тебе нравится, я и призываю тебя им. Даруй мне истинное благо, прошу ли я о нем или нет, и отврати от меня зло даже в том случае, если я его домогаюсь.

— Неплохая молитва! — одобрил Квинт. — Только я всегда прошу Юпитера посылать мне то, что он сам считает для меня благом. Боги лучше нас знают, что именно нам нужно!

— Так считал и наш великий Сократ!

— Возможно. Мы, римляне, немало взяли от вас, эллинов. Но, — Квинт поднял палец, украшенный золотым кольцом, — это большая честь для вас!

— А помнишь Карфаген? — поспешил перевести тему разговора Эвбулид. Только теперь он стал замечать, как изменился Пропорций за те десять лет, что они не виделись. — Как мы грелись с тобой у одного костра, как страдали от жадности торговцев? Как пили кислое вино из виноградных выжимок и восторгались им, хотя оно было пригодно только для рабов!