— Скажу, что ты дурак, Эвбулид! И я уже начинаю жалеть, что дал тебе в долг немалые деньги.

— Но почему? — воскликнул ошеломленный Эвбулид.

— Он еще спрашивает! Ты что — никогда не имел больше одного раба?

— Нет…

— Тогда все понятно!

— Что все?!

— Ты нарушил сегодня главное правило хозяина нескольких рабов, — объяснил Квинт: — Нельзя иметь в своем доме даже двух рабов одного племени!

— Почему?!

— Потому что нельзя! Ты удивился тому, что я сплю спокойно, хотя у меня дом полон насмерть озлобленных рабов?

— Да!

— А я спросил, о чем думает этот подлый раб!

— Да…

— Думаешь, я это сделал случайно? И этот раб, и все те, что остались у меня дома и на вилле, день и ночь думают об одном: как бы убить меня, причем самым страшным и мучительным образом. И, если они сговорятся, будь уверен — так оно и будет!

— Но ты сам сказал, что запрещаешь своим рабам разговаривать! — напомнил Эвбулид.

— Правильно, — согласился Квинт. — Но если эти сволочи из одного племени, они договорятся между собой жестами! И отруби им руки — глазами! Выжги глаза — все равно сговорятся на бунт или побег одним им известным способом!

— Но твои надсмотрщики…

— Надсмотрщики — те же рабы, только самые подлые и хитрые! Они первыми предадут тебя при удобном случае!

— Так почему же ты спишь спокойно?! — вскричал Эвбулид.

— А потому, — приблизил к нему лицо Квинт, — что у меня в доме и на вилле — рабы из самых разных племен, воюющих у себя на родине друг с другом, уводящих друг у друга в плен жен и детей. Рабы, которые не понимают язык и никогда не поймут друг друга! Они следят один за другим, живут как кошка с собакой, а я только поощряю это. И верь, они никогда не объединятся против меня, как это случилось в Сицилии, где мои друзья нарушили главное правило, которое сегодня нарушил и ты! Раб Евн, а теперь, говорят — царь Антиох! — сириец, его жена — сирийка, своих подданных, бывших рабов, он тоже называет сирийцами. В каждом сицилийском доме было по нескольку рабов из непокорной Сирии, и хозяева жестоко поплатились за это. Но скоро все это кончится — вот–вот на остров двинется консульская армия. До чего дожил Рим — консульская армия против царства беглых рабов! Я лично имею на этот счет свое мнение!

— Какое же? — уныло спросил Эвбулид.

Квинт усмехнулся.

— Еще как–то отец рассказывал нам с братом, что в одной стране, пока господа воевали, оставшиеся у них дома рабы подняли бунт. Мерзавцы захватили все их имущество и жен. Вернувшимся господам, как ты сам понимаешь, ничего не оставалось другого, как отстаивать право на свою собственность мечом и копьем. Но у рабов тоже было оружие, и они недурно им владели. Неизвестно, чем бы все это кончилось, говаривал отец, если бы один из господ не догадался отложить в сторону меч и взяться за плеть. Услышав знакомое щелканье, рабы побросали оружие и бросились наутек. Вот как с ними надо разговаривать!

— А мне что теперь делать? — простонал Эвбулид.

— Одного сколота оставить, а остальных продать, пока не поздно! — отрезал Квинт. — Сдать их, в крайнем случае, внаем на лаврийские рудники!

— Не могу…

— Тогда сделать все, чтобы они ни словом, ни жестом, ни даже взглядом не могли обменяться друг с другом! — подумав, сказал Квинт.

— Хорошо!

— Спать укладывать в разных местах!

— Я сделаю это!

— Залить уши воском!

— Залью, Квинт!

— Вырвать им языки и забить рты паклей!

— Это ужасно… но я сделаю и то, и другое!

— А главное, — Квинт вплотную приблизился к Эвбулиду. — Страх! Надо выявить того, кто способен организовать бунт или подбить остальных на побег, и на глазах у всех избить так, чтобы всю память вышибло из его непокорной головы!

— Кажется, я знаю, о ком ты говоришь… — медленно проговорил Эвбулид и закричал: — Армен!

Старый раб вошел в комнату, с опаской покосился в сторону Квинта.

— Слушаю, господин…

— Бегом на мельницу, скажи надсмотрщику, чтобы оставался там до утра! — приказал Эвбулид. — Пусть уложит сколотов спать во всех четырех углах и завяжет им рты, глаза и уши самой крепкой материей!

— Но рабов пятеро, господин… — осторожно напомнил Армен.

Квинт громко хмыкнул, всем своим видом выражая презрение к Эвбулиду за то, что тот позволяет своим рабам возражать ему.

— Не перебивай! — упрекнул Армена Эвбулид. — Пятого сколота надсмотрщик пусть привяжет за руки к петлям под потолком и бьет его…

— Истрихидой!

— Хорошо, истрихидой, — согласился Эвбулид. — Но только предупреди, чтоб не перестарался! Этот раб самый крепкий и выносливый — он еще будет нужен на мельнице! А завтра утром я найму кузнеца, и он прикует всех пятерых к жерновам навечно.

Отпустив Армена, Эвбулид осушил еще один кубок вина и благодарно взглянул на Квинта:

— Дружище, ты снова спасаешь меня! Теперь, благодаря тебе, мои сколоты до самой смерти не отойдут от жерновов. Эти жернова отныне станут для каждого из них и алтарем, и обеденным столом, и ложем, и надгробием. Выпьем, Квинт, и давай продолжим наше веселье! Эй, повар! — хлопнул в ладоши хозяин. — Ты не забыл о своем обещании поразить моего лучшего друга кикеоном и знаменитыми пирожками?

— Как можно, господин! — отозвался повар, внося новый столик, уставленный печеными яствами. — Прошу отведать вторую часть трапезы, которая называется у нас, в Греции, симпосионом!

Раб–египтянин проворно выбежал из угла, полил на руки пирующим воду, сменил венки и быстро очистил пол от костей и объедков.

— Сим–по–си–он, говоришь? — с трудом выговорил длинное слово Квинт и надкусил пирожок. — М–мм!

— А вот этот — соленый, господин! — зарделся, увидев довольное лицо римлянина, повар. — А это, — пододвинул он новую миску, — на меду, с козьим сыром и маслом! А вот — кикеон!

— М–мм–ммм! М–м! А этот пирожок с чем?

— Господин никогда не догадается! В нем — заячья требуха с горным медом!

— Значит, ты можешь приготовить и такое блюдо, что гости, даже побившись об заклад, ни за что не угадают, из чего оно сделано?

— Конечно, господин!

— Это сейчас очень модно в Риме, — объяснил Эвбулиду Квинт и сказал повару: — Поедешь со мной!

— Конечно, господин! — обрадовался повар новому нанимателю. — С завтрашнего утра до самой полуночи — я в твоем распоряжении!

— Это само собой, — кивнул Квинт. — А после того, как я закончу все дела в Афинах, поедешь со мной!