лицу со сторожем. Застигнутый врасплох, тот оглянулся вокруг и, увидев, что спасения ждать неоткуда, сдернул с плеча палку и приготовился к обороне.

Сторож быль парень крепкий, горячий. Не дожидаясь нападения, он издал яростный крик и ринулся на врага. Удар палки, точный и страшный, пришелся прямо по ноздрям. Раздался тупой хруст, казалось, ломаются кости. Его выпад еще больше разъярил буйвола. Он опустил низко голову, выставил вперед свои острые рога и пошел на врага. Сторож наносил удары беспощадно, стараясь угодить по самым уязвимым местам: он целился в глаза, ноздри и кончики рогов. Нанося удары, человек делал шаг назад, чтобы пошире размахнуться. А Карачакал понемногу пятился, низко пригибая голову к земле. Нос и глаза его были в полной безопасности, неприкрытыми оставались только рога да могучий загривок.

Прошло несколько страшных минут, Карачакал одерживал верх: сторож выбивался из сил, а буйвол напирал все настойчивее. Еще шаг, два, три — сторож оступился и упал навзничь. И в тот же миг увидел прямо перед собой морду Карачакала. Но самообладание не покинуло человека. Он продолжал молотить буйвола кулаками по глазам, а затем, улучив момент, ловко, как кошка, прошмыгнул у буйвола под шеей, вскочив на ноги, ухватился рукой за рог, и ловко оседлал шею Карачакала. Тот и глазом не успел моргнуть, как человек, крепко вцепившись в оба рога, зажал ее ногами в тиски.

Обманутый бык впал в бешенство. Он яростно затряс головой, завертелся на месте, но человек будто прирос к его рогам. И тогда Карачакала обуял дикий страх — он затрясся всем телом и с низко опущенной головой понесся прочь как оголтелый. С ревом промчался мимо стада, не слыша криков Куно, и устремил свой бег в сторону села.

Остолбеневшие селяне увидели страшную картину: на шее у разъяренного буйвола, вцепившись руками в его рога, сидел человек.

Все решили, что буйвол поддел его на рога за одежду и ему грозит явная гибель. Поднялся крик, плач. Мужики похрабрее хотели было стрелять, но побоялись сторожа. А буйвол тем временем, миновав несколько улиц, бежал прямехонько к хлеву. Казалось, еще несколько минут — и сторожу крышка. Но тут вдогонку за Карачакалом верхом на необъезженной кобыле с гиком поскакал примчавшийся с поля Куно. Он бросился в хлев, куда за секунду до этого ворвался буйвол. Оттуда донеслись крики и тяжелые удары. Через минуту в дверях появился Куно, он поддерживал сторожа, который тут же свалился, как подкошенный, на землю.

Двери хлева заперли на засов и продержали Карачакала взаперти всю ночь и половину следующего дня. В полдень Куно привел человек пять крепких мужиков и кузнеца Демира. Кузнец нес на плече железную цепь с тяжелой шишкой на конце.

Хитрость слабых людей одолела могучую силу Карачакала.

Время шло. Выпали первые осенние дожди, потом опять засияло солнце и поле зазеленело. Казалось, вновь вернулась весна, чтобы проститься с осиротевшей землей.

Карачакал одиноко бродил по полям с тяжелой цепью на ногах. Он стал редко наведываться в родное стадо — завернет на минуту, постоит, поглядит и — бредет прочь. Молодой буйвол сильно переменился. Ходил медленно, неуклюже: мешала железная цепь.

Понял ли он в конце концов, что зло порождает зло, а насилие — насилие? Вряд ли. С того памятного дня он стал угрюмым, злющим. В его карем глазу погасли задорные огоньки, а в черном зажглось пламя неукротимой ненависти.

Тяжелая железная шишка на запястье правой задней ноги при ходьбе ударяла по одному и тому же месту. В первые дни там образовалась живая рана. Потом она заросла, но рана в сердце все не заживала. Несколько раз буйвол пытался преследовать своих врагов — этих коварных людишек, ничтожных, трусливых и слабых. Но бежать мешала цепь с тяжелой шишкой, которая больно била по сухожилию. И Карачакал останавливался, обессилевший, но непреклонный. Терзаемый болью, он не находил себе места. Стоило далеко в поле появиться человеку, как он тут же, задрав голову, бросался вдогонку — в глазах его горела жажда мести. Но, видя, что ему не догнать жертвы, уныло сворачивал в сторону.

Он был обезврежен, унижен. И все же стоило людям услышать глухое мерное позвякивание железной цепи, как у них ноги подкашивались от страха. Имя буйвола все еще вселяло в их души ужас.

Однажды Карачакал заявился в село среди бела дня. Бешено залаяли собаки, закричали, зашумели перепуганные женщины и дети. А он равнодушно брел по улицам, угрюмо свесив голову. Его копыта бесшумно ступали по мягкой пыли; только цепь позвякивала — то тише, то громче. Миновав несколько улиц, буйвол неожиданно увидел перед собой широко распахнутые ворота — хозяева с перепугу не успели их запереть.

То был двор Хаджи-Зафира. Карачакал стал, огляделся, будто хотел что-то припомнить. Во дворе злобно забрехали псы. Буйвол гневно тряхнул головой и, гремя цепью, пошел прямо на них. Раздался женский крик, стук захлопываемых дверей. Псы разбежались. Одни попрыгали через забор в сад, другие спрятались под навес и с громким лаем и визгом выглядывали оттуда.

Карачакал остановился посреди двора, поднял голову и обвел глазами двор. Куда он попал? Чьи этот двор, этот дом, хлев, колодец, сад? Видел ли он все это раньше? И когда — во сне или наяву?

Он изо всех сил, словно в досаде, замотал головой, повернул назад и поволок свою цепь со двора. Пройдя через все село, Карачакал очутился за околицей, на холме, из-за которого всходило солнце. Поднявшись туда, буйвол огляделся. Он увидел село, цветущие поля, синие дали. Странно: нога его еще никогда не ступала в эти места.

Но что это? До его слуха донесся какой-то далекий гул — не гул, а раскатистый грохот, который громким эхом оглашал вольные просторы. Карачакал тревожно поднял голову и прислушался. По спине пробежала дрожь. А гул все нарастал, он доносился откуда-то из-за холма. И Карачакал поволок свою цепь туда. Добрел до самой вершины и ошеломленно уставился вперед. С севера через поле прямо к нему мчалось огромное чернее чудовище. Оно извивалось, как змея, сверкая двумя светящимися полосами и оглашая окрестность неистовым грохотом.

Карачакал не стал дольше ждать: нагнув голову до самой земли, он побежал вниз. Он спускался с пологого холма, не обращая внимания на боль, причиняемую цепью, которая впивалась в ноги, раня их жестоко, до крови. Он видел только чудовище, которое с громом, гулом и завыванием неслось прямо на него. Он одолел еще двадцать шагов, еще десять, пять… Вот он взобрался на насыпь, втянул цепь между рельсов и наклонил голову, приготовившись к смертному бою. Всего один