буйволицы. Низко пригнув голову к земле, выбрасывая вперед попарно передние и задние ноги, она скакала бешеным галопом, и земля гудела под ее копытами.

Карачакал встретил ее насторожено. Он еще не знал, кто это — друг или враг. Но вот буйволица остановилась и встрепенулась в нежном, жарком призыве. Когда это было? Когда он слышал этот страстный зов? Давным-давно, в далеком прошлом, или, может, во сне?

Буйволица прошла рядом, коснувшись его морды своими ноздрями, обдав горячим дыханием, и он опять услышал короткий, затаенный призыв. Карачакал весь встрепенулся, глаза налились кровью. Казалось, неистовый вихрь вырвался из недр теплой земли и подхватил его, как перышко. Он поднялся на задние ноги и, как слепой, ринулся вперед…

По небу прокатились глухие раскаты грома, застучали крупные капли, хлынул ливень.

С тех пор прошло два года. В тот грозовой вечер Карачакал почуял свою силу. Он единственный — непокорный и непобедимый. Один-единственный, и при нем стадо.

То, что было запрещено другим, — разрешалось ему. Даже пастух Куно стал другим — не врагом, не хозяином, а другом и защитником. Он ухаживал за ним в зимние дни: кормил и поил. Чистил по утрам круглой железной скребницей, ласково поглаживал, говорил ему нежные слова. И Карачакал отвечал пастуху такой же лаской. Он обнюхивал руки Куно, терся лбом о его грудь, покачивая короткими рогами, и его светло-карий глаз весело смеялся.

С наступлением весны двери хлева распахивались, и Карачакал мчался в поле, вольный как птица. Никто ему не перечил, не вставал поперек дороги. Он бродил по зеленым нивам, пасся, где хотелось, ночевал, где его заставали сумерки, возвращался в хлев, когда заблагорассудится…

Он был не похож на других буйволов. Так думали люди, об этом кричало его огромное могучее тело. Воплощение безграничной силы — темной, первобытной, корни которой уходили в глубину веков. Представьте себе летнюю южную ночь. Звездное небо, полнолуние, тишина, зной. Над безбрежными кукурузными полями слышится лишь тихий шепот широких листьев. И вдруг в мистическом свете луны вырастает силуэт чудовища. Появляется неизвестно откуда, шаги его бесшумны, походка медлительна и неуклюжа. Идет, останавливается, к чему-то прислушивается, идет дальше, проходит мимо… И чудится, будто раздались века, канули в небытие тысячелетия, и над землей воцарилась, воскреснув, одна из тех доисторических ночей, когда по этим же самым полям бродили страшилища — далекие прапрадеды Карачакала. Разве он — не их последний отпрыск, разве не чудится ему в ночи их далекий зов через века?..

Днем же Карачакал не забывал про стадо: он был главным членом этой большой семьи, мнил себя ее хозяином и заступником. Себя и пастуха Куно.

Порой поля оглашал его рев. Карачакал вскидывал голову и шел куда глаза глядят. Ни дать ни взять царская особа, обозревающая свои владения. А разве эти владения были не его — бескрайние зеленые поля, тучные нивы, озаренные солнцем луга, синее небо и далекие просторы?

На севере и на западе вздымались высокие горы. Ясно виднелись их вершины, складки и бездонные пропасти. Оттуда прилетали грозовые облака, ветры и бури. На востоке зеленел пологий холм, а над ним простиралось синее небо. Оттуда по утрам вставало солнце. А на юге, сливаясь с горизонтом, призрачно маячили горы. Не они ли присылали теплые весенние ветры, тихие безобидные дожди и знойное солнце?

Карачакал любил смотреть на все это. Остановится посреди зеленого поля, медленно поднимет голову и вглядывается в далекие горизонты, обводя глазами то одну, то другую сторону. Может, это они преграждали путь его взгляду, сжимали сердце обручем печали и одиночества?

Буйвол поднимал голову и трогался с места. Поступь его была проворна и тверда, огромное туловище плавно колыхалось, голова разрезала воздух как нос быстроходной лодки. В такую минуту лучше было не попадаться ему на глаза. Он разгонял стадо и, угрюмо косясь на пастуха, отправлялся на поиски приключений. Карачакал преследовал одиноких животных, нападал на стада и пастухов, приводил в трепет мирных пахарей.

Путники обходили его за версту, обезумевшие от страха возчики пускали своих лошадей галопом, а погонщики волов, завидев его, взбирались на деревья.

Карачакал проходил мимо с гордым, самодовольным видом, его карий глаз незлобливо посмеивался над ними. Разве он виноват, что в его жилах бурлит неистовая сила, а сердце сжимает тоска, что люди — все, без исключения — так слабы и трусливы, беззащитны и беспомощны!

Одна за другой разразились беды. Первой жертвой Карачакала стал буйволенок из стада. Спустя несколько недель он пронзил рогами лошадь. Один мужик спасся только потому, что успел вовремя распрячь волов и убежать, а полевого сторожа дважды выручали деревья.

Село было объято страхом. На всю округу имя Карачакала наводило ужас.

Селяне собрались, чтобы решить, как быть. Люди постарше были за то, чтобы избавиться от буйвола, молодые защищали его: мол, надо выждать, может, перебесится. В конце концов верх взяла молодежь: было решено возмещать все убытки, причиняемые Карачакалом, за счет села.

Случилось так, что тем летом в страдную пору прошли дожди, и селяне успели распахать и засеять жниво. К началу осени в низинах зазеленело, а потом и зажелтело колосистое просо.

На том берегу реки, куда частенько забредал Карачакал, тоже налилась тяжелым золотым колосом просяная пива. Из-за нее у буйвола вышла вражда с полевым сторожем. Ни тот, ни другой не собирались уступать — молодой сторож был не робкого десятка. Раз он даже одержал победу над Карачакалом — прогнал его с нивы!

Да не на такого напал. С того дня Карачакал, казалось, позабыл про другие поля. Стоило стаду выйти в поле, как он тут же покидал своих собратьев, и все знали, куда он держит путь.

Карачакал забредал в ниву и пасся там, захватывая длинным языком большие пучки просяных стеблей. Время от времени от вскидывал голову и оглядывался: не покажется ли где сторож. Буйвол запомнил его и возненавидел лютой ненавистью.

Стоило ему увидеть издалека человека, похожего на сторожа, как он задирал голову и бросался на обидчика. Дважды ему удалось подстеречь врага, но оба раза у сторожа было с собой ружье. Припугнув Карачакала выстрелом в воздух, сторож успевал укрыться в надежном месте.

Однажды в жаркий день Карачакал, лежавший в прохладной речной воде в тени низкого тальника, услышал подозрительный шум. Он вскинул голову и шагах в пяти от себя, за кустами, увидел сторожа. На этот раз сторож был без ружья. На плече он держал короткую палку с перекинутой через нее верхней одеждой.

Карачакал в ту же секунду вскочил на ноги и, бросившись напролом через кусты, оказался лицом к