Массовое производство патефонов и грампластинок в советское время началось в 1930-е годы. Патефоны производились на заводах в Вятских Полянах Кировской области, в Коломне и Ленинграде. Там же, в Ленинграде на заводе «Грампласттрест» начали выпускать шеллачные грампластинки. Метод горячей прессовки с матрицы. Пластинка вращалась со скоростью 78 оборотов в минуту. Игла, вставленная в головку, опускалась в звуковую бороздку. Движение, вибрация, посредством электрического сигнала рождалась звуковая волна. Затем эта волна проходила через усилитель к динамику. Звук патефона был довольно громким. На многих пластинках в конце песни звучат аплодисменты — это значит, что запись сделана прямо на концерте.

В 1942 году заработал Апрелевский завод грампластинок. Впоследствии пластинки стали выходить на других материалах, с применением другой технологии. На каждой стороне было записано по нескольку песен. Их называли долгоиграющими. И скорость уменьшилась до 33 оборотов. На них стоял логотип фирмы «Мелодия». Кстати, некоторое время наша отечественная радиопромышленность выпускала проигрыватели с переключателями скоростей — на «78» и на «33», чтобы можно было прослушивать любые грампластинки.

Русланова очень скоро стала настоящей королевой грампластинки. С нею она вошла в каждую деревню, на каждый хутор, в каждый дом. Патефоны были советской роскошью. В деревнях, где на всю округу было два-три патефона, их выносили на улицу и слушали всей улицей. В городах заводили во дворах. Солдаты слушали пластинки в казармах и клубах. В каждой роте в Ленинской комнате была небольшая библиотечка, полки с газетами и журналами и на отдельном столе стоял патефон. Я служил с 1973 по 1975 год, когда в моде уже был переносной магнитофон «Романтик», а на Рижском радиозаводе производились роскошные и дорогие проигрыватели с выносными колонками стереодинамиков. Но в нашей роте, как памятник эпохе послевоенных призывов, стоял патефон с набором пластинок. Иногда вечерами, в личное время, мы заводили его и слушали песни наших отцов.

«Светит месяц, светит ясный…» — пела Русланова, и мы вспоминали своё детство, родителей, родню и свою родину. Потому что голос Руслановой для нашего поколения был голосом из детства. Вот отчего солдатской душе, пусть уже и другого поколения, эта певица оставалась очень близка.

Когда песни Руслановой стали расходиться по стране на грампластинках, её популярность стала ещё больше. Тиражи пластинок исчислялись миллионами. Огромная страна требовала огромных тиражей.

Однажды во время гастрольной поездки по Сибири Русланова решила побродить по тайге. Пошла, увлеклась красотой берегов таёжной речки, потом свернула в распадок, в другой, и — заблудилась. На счастье, встретился человек. Оказалось — здешний лесник. Он как раз завершал очередной обход, услышал чей-то заполошный крик и вот пришёл на выручку…

— Подумал, не иначе кто-то заблудился, — сказал он, внимательно оглядывая незнакомку.

— А я и правда заблудилась, мил человек, — призналась она.

— Ну, то не беда. Сейчас выйдем на дорогу, а там недалеко и жильё, — успокоил он её.

Пошли по едва заметной тропинке, вскоре выбрались на другую.

— А я слышу, вроде зовёт кто… Голос-то у вас знатный, — усмехнулся лесник. — Иду-иду, а всё никак до вас не дойду…

И правда, вскоре вышли к деревне — большой, богатой. Дома рублены из матёрой ели. С подклетями. С высокими крылечками. С множеством надворных построек для домашней живности. С амбарами. Двери массивные, на кованых петлях. Всё сделано добротно и красиво. Сибирь!

Лесник привёл Русланову в свой дом. Хозяева напоили её чаем, угостили пирогами. Потом, чтобы не думала, что они тут медведями живут, вынесли в белую горницу, где чаёвничали, патефон и пластинки. Хозяин приказал старшей из своих дочерей:

— Поставь, доня, нашу любимую — Русланову.

Послушали Русланову. Всем песня понравилась. Гостье тоже.

— Ну, пластинку послушали, спасибо ей, этой чудесной машине, — сказала Русланова, когда хозяева спросили, а кто ж она есть и как в их краях оказалась, — а теперь я вас отблагодарю.

И — запела ту же песню. Да так, что все ахнули. Стали сбегаться в просторную избу лесника люди со всей деревни. Места не хватило, стояли под окнами. А она всё пела и пела. Вначале без аккомпанемента, так осиливала. А потом и гармонист нашёлся. Быстро подладился под её тональность. Она подмигнула ему — и пошёл концерт в запал!

Долго она потом вспоминала то своё таёжное выступление и чай лесника.

Вечером запрягли лошадей и отвезли певицу в соседний леспромхоз, где должен был состояться её концерт. И он состоялся в объявленный срок.

Другой случай с патефоном произошёл на фронте.

Выступала Русланова в одном из прифронтовых госпиталей. После концерта отпустила всех своих коллег домой, то есть в часть, где им отвели землянку, а сама решила пройтись пешком. Дорога не дальняя, с километр лесом.

Идёт. Дело было поздней осенью. Лес уже сбросил листву, приготовился к зиме, но кое-где ещё запоздало сиял то багрецом молодых осин, то золотом берёз и ив. Шла, поглядывала по сторонам, любовалась окрестностями.

Впереди на перекрестье дорог — пост. Солдаты где-то раздобыли патефон — видимо, во время наступления захватили в немецких окопах или нашли в брошенной деревне, откуда немцы всегда перед боями отселяли жителей. Крутят её «Липу вековую». Свою песню издали узнала.

Одета она была по-фронтовому хорошо: стёганая солдатская телогрейка, на голове платок, по-деревенски перехваченный через грудь и завязанный за спиной.

Подошла к посту. Посмотрела на бойцов и сказала им с укоризной:

— Слушаете? Да?

— Не, мы на посту, — простодушно ответил тот, что помоложе.

— На посту, а патефон крутите…

Тут вмешался другой, постарше и, видать, поопытнее:

— Ну, слушаем. Не твоё дело, тётка, что мы тут делаем. Идёшь — проходи. Не мешай слушать, не порть настроение. — И боец кивнул на вращающуюся пластинку. — Давай, Петя, подкрути, — сказал он своему напарнику.

Тот аккуратно, чтобы игла не поехала поперёк звуковых бороздок, подкрутил ручку патефона.

Русланова поняла, что её не узнали, и решила подыграть ситуации. Спрашивает:

— А кто же это поёт у вас?

— Кто… — усмехнулся старший. — Ты вообще откуда, тётка, тут взялась, такая тёмная? Это же поёт… сама Русланова!

— Русланова?

— Ну да. Неужели не слыхала?

— Как не слыхала, когда я и есть Русланова, — отвечает она бойцам.

Тут они подняли её на смех.

— Не верите? Могу документы показать, — предложила Русланова.

— Да документы у тебя, может, фальшивые, — отвечали они.

— Документы-то?.. Ну да, документам, и правда, лучше не верить. Бумага, она — что?.. Бумага она и есть бумага. Но голос-то — настоящий!