Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Партия и правительство наконец-то решили централизованно навести порядок в культуре и искусстве. В апреле 1932 года вышло постановление ЦК ВКП(б) о создании Союза писателей СССР и Союза композиторов СССР. В том же 1932 году было учреждено Всероссийское театральное общество. А годом раньше в Москве на Кузнецком Мосту в выставочном зале товарищества «Художник» прошла первая выставка Союза советских художников.
Таким образом, партия довольно энергично — год-два — создала «в области руководства наукой и искусством общесоюзные органы управления, а сами учреждения были изъяты из ведения наркомпросов союзных республик». Как отмечают исследователи этого периода, в советском искусстве «ужесточилась репертуарная политика и цензура, всепроникающая регламентация сковывала деятельность мастеров искусств». Ещё в 1929 году Сталин, размышляя о советской литературе и литераторах, чётко сформулировал рамки дозволенного в искусстве: «Вернее всего было бы оперировать в художественной литературе понятиями классового порядка, или даже понятиями „советское“, „антисоветское“, „революционное“, „антиреволюционное“ и т. д.».
В 1933 году был создан Всесоюзный комитет по радиофикации и радиовещанию при СНК СССР. Появился знаменитый Радиокомитет, с которым у Руслановой сложатся прекрасные творческие отношения, и её голос будет звучать по всей стране, по всем широтам от Минска до Петропавловска-Камчатского, и слушать её пение будут миллионы. В феврале 1937 года по всей стране была введена единая всесоюзная сетка вещания. Началось так называемое иновещание на тринадцати языках народов союзных республик. И по всем этим каналам звучали русские народные песни Лидии Руслановой. Радиосигналы, посылаемые из Советского Союза, не зная границ, стали достигать и европейских широт.
И однажды в Париже в своём доме на улице д’Эйло, 22, Фёдор Иванович Шаляпин крутил ручку радиоприёмника, который иногда ловил передачи из СССР. Он тосковал по родине и искал в эфире русскую речь — а дикторами на Всесоюзном радио с самого начала работали лучшие чтецы, актёры театров Василий Топорков, Осип Абдулов, Зинаида Ремизова. И вдруг сквозь шум и шорох эфира стала проникать песня.
Из письма Фёдора Ивановича Шаляпина Александру Менделевичу[35]: «Вчера вечером слушал радио. Поймал Москву. Пела русская баба. Пела по-нашему, по-волжскому. И голос сам деревенский. Песня окончилась, я только тогда заметил, что реву белугой. И вдруг рванула озорная саратовская гармошка, и понеслись саратовские припевки. Всё детство передо мной встало. Объявили, что исполняла Лидия Русланова. Кто она? Крестьянка, наверное. Талантливая. Уж очень правдиво пела. Если знаешь её, передай от меня большое русское спасибо».
Говорят, что Шаляпин не раз просил друзей и знакомых привезти из советской России ему в Париж грампластинки с записями песен Руслановой. Он её поистине полюбил. Потому что она, как никто другой из певцов и певиц той поры, выразила в народной песне русскую душу.
В 1930-е годы Русланова много гастролировала — по линии Всесоюзного комитета по делам искусств, а точнее, его подразделения — Музыкально-эстрадного управления Государственного объединения музыкальных, эстрадных и цирковых предприятий. Советская бюрократия от культуры росла, расползалась вширь. Её надо было кормить. А кормили бесчисленный штат чиновников писатели — большими тиражами своих книг и артисты, собиравшие полные залы на свои концертные выступления и спектакли.
Лёгкая на подъём, неутомимая, энергичная и деятельная, Русланова объездила всю страну. Случались и так называемые «левые» концерты. Гаркави, управлявший своими и её делами ловко и умело, с изяществом конферансье мог манипулировать не только публикой, но и ответственными товарищами на местах, которые занимались проведением концертов в городах, районах, войсковых частях, колхозах. Вся выручка от «левых» концертов шла артистам. Такие выступления, понятное дело, были более выгодными для них. Бригады артистов, которые ездили с Гаркави на гастроли, боготворили его. Зарабатывали хорошо. Но и работали на износ. Не у всех выдерживали нервы, голосовые связки. Некоторые пропускали выступление-другое, чтобы хоть немного отдохнуть, эмоционально восполниться. Только не Русланова. Она не пропускала ни одного концерта.
В те годы в составе концертных бригад, а также с сольными концертами колесили по стране очень многие певцы, артисты, музыканты. 1930-е годы — период своего рода концертно-театрального гастрольного бума. Сцены возводились на лесосеках и на опалубке строек, в поле и на полигонах. Но таких нагрузок, как у «Русланихи», как её начали называть в народе и в артистической среде, никто из артистов выдержать не мог.
Но те и другие в это прозвище вкладывали разное. Если для первых «Русланиха» была любимой, желанной, простой, то вторые подчёркивали её простонародность, сермяжность. Этим прозвищем её как бы выталкивали из круга столичной артистической элиты, указывали ей место.
За спиной порой шушукались. Русланова отвечала на подобное шипение очень резко. Могла и запустить по матушке. И продолжала делать своё дело. Петь так, как Бог сподобил.
Лапти, правда, уступила. Бог с ними, с лаптями. Не век Росси в лаптях ходить… Но песню, интонации, репертуар — нет.
Когда Руслановой рассказали, что сам Фёдор Иванович Шаляпин слушает её пластинки и плачет над её пением в Париже, она засияла от счастья. Сердце её ликовало. Самолюбие артистки было удовлетворено. Так что окрестное шипение её мало задевало. Что и говорить, в советской России много великолепных голосов, известных певиц, признанных публикой и критикой. В одном только Большом театре сколько. А он отметил её. Признание самого Шаляпина, что бы о нём ни говорили тогда партийные товарищи и журналисты, многого стоило.
Так и пели они свои русские песни, печальные и развесёлые, удалые и хмельные, в разных концах света. И ни разу судьба не свела их.
«И она запела „Липу вековую“»…
Это сейчас у нас — цифровые музыкальные центры. Домашние кинотеатры. Компьютеры. Шлёп по клавише — и пошла музыка, да ещё с видеорядом.
До недавнего времени были магнитофоны. На небольшой кассете размером в два спичечных коробка помещалось до двух дюжин песен. А до них — плёночные магнитофоны. И проигрыватели с долгоиграющими пластинками.
Первые пластинки были размером поменьше, толстые, тяжёлые, в простеньких конвертах. Так называемые шеллачные. Хрупкие, как стекло. Уронишь — и вдребезги. И проигрывались они на патефонах.
Патефоны ещё можно купить в комиссионных магазинах. Пластинки тоже. Каждая третья из них — песни Лидии Руслановой, Клавдии Шульженко или Леонида Утёсова.