Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот после каждого визита тети и дяди, когда я провожала их взглядом до автобусной остановки, на меня накатывала боль. Живот тети с каждым приездом становился все больше, и шла она вперевалку.
Знаю: она опасалась не совсем здоровых детей, живущих в центре. В отдельном здании жили несколько мальчиков моего возраста. Двое из них вели себя нормально, но третий в плохом настроении мог на кого-то накинуться, а четвертый был не в состоянии долго концентрироваться на одной вещи. Мы, невежественные и жестокие девочки, не общались с ними – но знали их семьи, и под какими деревьями этим мальчишкам нравилось сидеть, и в какое время они приходили. Потому мы могли избегать встреч. Мои родные не говорили ни слова, встречая инвалидов и их сиделок, но тетя инстинктивно клала руку на свой круглый живот.
Когда тетя в последний раз навещала меня, ей постоянно приходилось делать глубокие вдохи. Она сказала, что чувствует ребенка и при каждом шаге он бьет ее головой по тазовым костям.
Вскоре после ее ухода мисс Лоринг подошла ко мне и рассказала о конверте с деньгами, который тетя с дядей оставили ей на сохранение, раньше они ничего подобного не делали. Я была в шоке, когда она показала мне сумму – больше я в жизни не видела. Должно быть, они где-то взяли в долг, не могли же столько заработать.
Но даже знай я тогда, что это наша последняя встреча, я была бы рада. Я очень благодарна, что прощаться с семьей мне не пришлось.
– Да мне все равно, в какой ситуации оказалась твоя тетя, – отрезала Руби. – Кто так поступает?
К тому моменту мы сидели в идзакае уже около часа, но никто не собирался сбавлять обороты. Стол ломился от тарелочек с жареным мясом и овощами, официанты бешено носились мимо от клиента к клиенту. Как обычно, я думала о счете: сколько придется заплатить за все это? Язык стоил особенно дорого. Сетю лился рекой, сумма росла, и я старалась не пить слишком много – так я чувствовала себя немного легче, когда Ханбин или Минву (чаще – Ханбин) расплачивался. А вот Руби ни разу не предложила заплатить. Когда мы только познакомились, я предложила скинуться. Ханбин лишь рассмеялся, погладив меня по голове, а Руби посмотрела на него с удивлением.
Лицо Руби горело. Сняв свою меховую куртку верблюжьего цвета, она положила ее на стул, но та соскользнула на пол. Я наклонилась, аккуратно подняла ее и повесила на спинку. До чего мягким был мех!
– Значит, с тех пор ты больше их не видела? – спросила Руби, снимая с шампура куриные сердечки. – Они тебе не звонили? Ты знаешь, где они живут сейчас?
Она взяла бутылку сетю и встряхнула, как бы показывая, что там ничего не осталось. Минву позвал официанта и заказал еще, а затем, заметив за соседним столиком своего друга, пошел к нему пообщаться.
– Может, если Михо чувствует себя неудобно, нам лучше сменить тему? – предложил Ханбин, потянувшись за стаканчиком Руби. Тот был пуст только наполовину, но Ханбин наполнил его до краев и поставил на своей половине стола. – И еще мне кажется, ты пьешь слишком быстро.
Я смотрела на него и восхищалась этими широкими плечами. В толстом ребристом свитере по фигуре он выглядел словно модель из каталога «Нью Ингланд» – не хватало только заснеженного шале на заднем плане. Лицо оставалось бесстрастным – слушая меня, Ханбин не проронил ни слова. Я заметила лишь проблески осуждения в его глазах, но кого он осуждал – непонятно.
– Да брось, – осадила его Руби. – Если бы она чувствовала себя неудобно, то вряд ли стала бы нам рассказывать. Разве ты не хочешь послушать, что было потом? – Она произносила это, даже не глядя на Ханбина.
Если мне и было отчего-то «неудобно», то только от звериной манеры Руби обращаться со своим парнем. Я опустила глаза на тарелку в надежде, что они заметят, как мало я ела. Перед общими посиделками я всегда съедала пару йогуртов или кусок тофу с рынка, чтобы быть сытой.
– Конечно, я хочу знать продолжение. – Ханбин глянул на меня, а я уставилась на его волосы, переливающиеся под светом лампы, – лишь бы не смотреть в глаза. – Но только если рассказ не навевает плохих воспоминаний. Мне правда очень грустно от этой истории. Должно быть, тебе было непросто. – Он нахмурился сильнее, и морщинка на лбу стала глубже.
Смутившись, я что-то пробормотала в ответ. Мне не хотелось сочувствия, и я пожалела, что поделилась своей историей. Я знала: теперь их отношение ко мне изменится. Тревога темной летучей мышью билась в груди.
– Финал таков: все обернулось к лучшему, – произнесла Руби. Ее голос звучал упорно и торжественно. – Она бы не была сейчас здесь, если бы осталась с тетей и дядей.
Руби сказала правду. У меня не было бы шанса выиграть стипендию на обучение в Америке, просто потому что я бы даже не знала о ее существовании. Но у фонда Лоринга было немало связей, и мисс Лоринг заставляла меня практиковать английский каждую неделю со словами: «Он тебе когда-нибудь пригодится». Некоторую часть из бюджета она выделяла на творчество, а после внезапной смерти оставила все деньги центру. Стоило попросить, как мне тут же спонсировали покупку гипса, краски, бумаги, стамесок и ножей.
Несколько лет назад случился большой скандал: пошли массовые разговоры о том, что все стипендии получают только дети политиков, прокуроров и прочих влиятельных людей. И тогда фонды занялись поиском детей, которые действительно нуждались в помощи. Сироты из детских домов оказались на первом месте; «Лоринг-центр», старейшее и крупнейшее учреждение, – в начале списка. Когда я пришла на встречу со стипендиальной комиссией, ответственной за программы обмена со Школой изобразительных искусств, члены ее чуть не упали в обморок от волнения. «Мы прочитали о вас все! – говорили они. – Мы так рады, что кто-то вроде вас сможет воспользоваться этой стипендией!» В моем портфолио были только учебные брошюры, информационные бюллетени для доноров и пара дизайнов газетных полос.
Закончив учебу и вернувшись в Корею, я даже не пыталась найти тетю и дядю. Иногда я думаю о них с некоторым любопытством: что бы они сказали, увидев меня сейчас; попросили бы вернуть им деньги? И куда пошла учиться Кенхи, поступила ли она в SKY[23], как когда-то мечтала? Тогда она хотела стать врачом. Но, думаю, только потому, что в те времена мы не знали, какая еще работа может приносить деньги.
* * *
После идзакаи мы направились в Сохо, в квартиру одного из друзей Минву и Ханбина. Музыка так гремела, что ее было слышно у лифта, находившегося в противоположной стороне коридора. Жесткие биты хип-хопа не подготовили меня к тому, как квартира выглядит. Темный коридор вел прямо в парящий лофт с пятиметровыми потолками. Диваны и кресла были обиты бирюзовым бархатом, что резко контрастировало с огромной люстрой, украшенной красными каплями-кристаллами. Я до сих пор не привыкла к интерьерам этого мира – мира богатых корейцев в Америке. Обилие странных цветовых сочетаний сбивало меня с толку и ошеломляло, даже аромат в доме казался тяжелым и необычным – сгоревшие корни с нотками цветов и пряностей. Я раньше не сталкивалась с подобным запахом, однако сразу догадалась: это запах больших денег.