— Я не хочу вступать в конфронтацию с этими ребятами. Я против них беззащитный.

— А ты и не вступишь. Они же про тебя ничего не знают, ты законспирирован. Будешь осторожно выяснять по своим каналам, что и как. Придумаешь прикрытие.

Я не обманывал Анвара, в свое время для предотвращения утечки информации было принято решение не оповещать местных чекистов о наших контактах с ним.

Анвар размышлял. Я не мешал ему, так как понимал, что ему предстоит принять важное решение. Кто может знать, чем все это кончится.

— Хорошо, я попробую. Но предупреждаю, светиться не стану. Сверну все расспросы, как только почувствую малейшую опасность. Саид никогда не церемонится, он предпочитает убирать вызывающих подозрение людей, даже если подозрение было совсем ничтожным. А там, говорит он, Аллах определит, виновны они или нет.

— Ты с ним знаком, тебе лучше известно об его поступках.

— Вот поэтому я вас предупреждаю с самого начала. Есть риск, а есть самоубийство.

— Договорились.

— А сейчас вам лучше уйти. Так спокойней.

Мы не возражали. Мы покинули дом, подошли к калитке. И лишь, когда убедились, что вокруг никого нет, вышли на улицу.

Никаких машин по близости не было, и пришлось идти пешком.

— Что ты думаешь обо всем? — спросил я.

— Пока рано делать выводы. Ты же сам в свое время сформулировал правило: лучше не делать никаких выводов, чем поспешных. Подождем новой информации.

Я был согласен с подходом Леонида, и все же он вызывал во мне некоторое разочарование. Зная его аналитический ум, я надеялся услышать что-нибудь более ценное.

Несколько дальнейших минут мы прошли в молчание. Внезапно я на мгновение остановился, затем возобновил движение.

— Что случилось? — тихо спросил Леонид.

— Мне показалось, что я слышал чьи-то шаги. Только не оборачивайся, пока не дойдем вот до того угла.

Не увеличивая скорость, мы двинулись дальше. Дошли до угла и там тут же остановились. Я опустился на колени и осторожно выглянул. И не напрасно, так как увидел быстро идущего, почти бегущего мужчину. Шестое чувство упрямо подсказывало, что этот человек следит за нами.

Мы обменялись с Леонидов взглядами, и он кивнул мне головой. У него сложилось точно такое же мнение.

— Узнаем, чего ему надо, — предложил я.

Леонид секунду помедлил, затем снова кивнул.

Прижавшись к забору, мы ждали, когда незнакомец свернет за угол. Раздались шаги, и через секунду появилась мужская фигура.

Мы набросились на него. Но наш противник то ли оказался готовым к нападению, то ли был хорошо натренирован, но он точно выверенным движением отшвырнул меня в сторону и попытался ударом ладони вывести из боя Леонида. Леонид сумел уклониться, и сам ударил ногой ему в живот. Мужчина упал, но ту же вскочил, демонстрируя чудеса натренированности. По принятой им стойке, я понял, что это опытный каратист. Только этого нам и не хватало, особенно если учитывать, что я уже несколько месяцев не посещал спортзала. Было просто не до того. К тому же набрал немного лишнего веса. И все от поединка я не собирался отказываться. Я даже хотел его. Не только Анвар, но и я, как жеребец на конюшне, которого не пускают участвовать в забегах, застоялся.

Я тоже принял соответствующую стойку и стал сближаться с противником, одновременно стараясь как можно лучше его рассмотреть. Это был молодой парень спортивного телосложения. Его фигура ясно свидетельствовала, что он немало времени проводил в спортивных залах.

Он первым бросился на меня, попытался достать мою скулу ногой. Я отпрянул, и сам бросился атаку. Но в темноте немного не рассчитал и проскочил мимо. И в наказание получил очень чувствительный удар в грудь.

Я отлетел назад. Так как у меня сбилось дыхание, то я оказался совсем беззащитным. Следующий удар мог привести к непредвидимым последствиям, так как нога мужчины в тяжелом ботинке зависла над моим виском. Меня спас Леонид, он своевременно подсел и изо всех сил ударил ему по лодыжке. От сильной боли тот даже закричал, но надо отдать ему должное, почти сразу же пришел в себя. Он реалистично оценил ситуация, поняв, что с двоими ему будет справиться трудно, а потому решил дать деру. Никто из нас не стал его преследовать, я по причине того, что все еще пребывал в нокауте, а Леонид, уж не знаю, почему.

Он подошел ко мне, протянул руку, помогая встать.

— Как ты? — спросил он.

Я мотнул головой, словно бы прогоняя наваждение.

— Уже лучше. Но бьет этот парень сильно. Интересно, кто он? Кто его послал?

— Так как он убежал, то сегодня ночью мы это вряд ли узнаем, — резонно ответил Леонид. — Но надо как можно скорей убираться отсюда, вдруг он не один.

Аргумент был вполне резонным.

— Идем. Найти бы машину.

— Я помню, тут неподалеку проходит шоссе. Там наверняка мы поймаем тачку.

Так и случилось. Через десять минут мы вышли на шоссе и почти сразу же остановили машину. А еще через пятнадцать минут уже подъехали к гостинице.

— С первым тебя после отставки приключением, — насмешливо поздравил меня Леонид, прежде чем разойтись по номерам.

— И тебя — тоже, — ответил я

Глава 14

Все утро мы трудились над тезисами речи Перегудова, которую он должен был произнести на большом митинге в местном Дворце спорта. Этот митинг должен был стать одним из ключевых мероприятий в его предвыборной кампании. Еще в Москве мы договорились с популярной молодежной группой о концерте, билеты на который продавались, если можно так выразиться, бесплатно, так как стоимость выступления, аренда зала целиком оплачивалась неизвестными мне спонсорами. Это обстоятельство, мы надеялись, привлечет большое количество молодых людей, которые вместе с музыкой заодно послушают и нашего оратора.

Встречать группу в аэропорт отправился Дианов. С ним увязался и Сабов. К моему удивлению он оказался поклонником этих музыкантов. У меня же они вызывали стойкое отвращение, не только своим неопрятным видом и развязанной манерой исполнения, но и странной, лишенной всякой гармонии какофонией, которую они выдавили за музыку.

Впрочем, сейчас мои мысли были заняты другим. Совместными усилиями всех сотрудников нашего центра мы сочиняли речь, но я чувствовал, что она получалась не такая, какая бы хотелось. Она либо выходила слишком умеренной и выдержанной, а от того плохо вписывалась и в аудиторию, где должна была звучать, либо получалась какой-то истеричной, с нагнетанием, словно по экспоненте, напряженности. А, учитывая эмоциональный характер слушателей к тому же предварительно разогретой поп-группой, то последствия такой истерии могли оказаться самыми непредсказуемыми.