честь помолвки. Хотя у Кэллама, наверное, сосуды полопаются при мысли о том, что кто-то наденет один и тот же наряд дважды.

Когда я выхожу из душа, то вижу, что он подобрал всю одежду, что я оставила валяться на полу в ванной. Мило.

Я заворачиваюсь в большое пушистое полотенце – о Гриффинах можно много чего сказать, но в любви к хорошему текстилю им не откажешь, – и направляюсь к шкафу, чтобы найти свое платье.

Вместо этого я вижу, что кто-то очистил всю мою половину шкафа. Как попало болтаются пустые вешалки – некоторые из них все еще покачиваются после дикой зачистки, которая произошла здесь.

Я выдвигаю ящики, и они тоже пусты. Он позаботился о каждом лоскуте моей одежды вплоть до нижнего белья.

Когда я оборачиваюсь, Кэллам стоит в дверном проеме, его широкие плечи заполняют собой все пространство, руки скрещены на груди, на красивом лице ухмылка.

– Похоже, либо платье, либо ничего, – говорит он.

– Выбираю «ничего», – отвечаю я, роняя полотенце в лужу у своих ног и складывая руки на груди, подражая ему.

– Понимаю, – спокойно говорит Кэллам. – Ты явишься на этот ужин сегодня вечером, даже если мне придется закинуть тебя на плечо и нести как пещерного человека. В этот момент ты можешь быть в платье, или, богом клянусь, я притащу тебя голой и усажу перед всеми. Не испытывай мое терпение, мать твою.

– Тебя это унизит больше, чем меня, – огрызаюсь я, но чувствую, как заливаюсь краской. Глаза Кэллама кажутся более яростными, чем когда-либо. Похоже, он действительно не шутит и готов на все, чтобы заставить меня натянуть это идиотское платье.

Секунды тикают между нами. Секунды, все больше отдаляющие нас от благотворительного бала. Но Кэллам не отходит от двери. Вот рубеж, за который он намерен биться до конца, – уродливое, расшитое бисером платье.

– Отлично! – рявкаю, наконец, я. – Я надену это дурацкое платье.

Ухмылка на лице мужа тут же заставляет меня пожалеть об этом. Руки чешутся двинуть ему в глаз. Если мне придется идти на ужин в этом дурацком платье, то он вполне может пойти туда с хорошеньким, на хрен, фингалом.

Меня почти трясет от бешенства. Я влезаю в жесткое колючее платье и жду, пока Кэллам застегнет его сзади, словно облачая меня в корсет. Я втягиваю живот, и когда платье застегнуто, уже не могу его расслабить. Что ж, пожалуй, не стоило лопать столько попкорна.

– Куда ты спрятал мое белье? – спрашиваю я.

Чувствую, как пальцы Кэллама замирают.

– Тебе не понадобится белье, – отвечает он.

Чертов ублюдок. Это доставляет ему удовольствие. Я так и знала!

Так и есть, когда я оборачиваюсь, то вижу голодное выражение на его лице, словно он хочет прямо сейчас сорвать с меня это платье. Но он этого не сделает. Он будет с наслаждением смотреть, как я хожу в нем весь вечер. Зная, что это он заставил меня. Зная, что под этим платьем нет трусиков.

От ярости мне хочется кричать. Особенно когда он подает мне туфли, которые я должна надеть.

– Как мне вообще обуться? – кричу я. – Я даже не могу сидеть в этом гребаном футляре.

Кэллам закатывает глаза.

Затем он делает нечто, что меня удивляет.

Супруг опускается передо мной на колени и кладет мою руку себе на плечо для равновесия. Он поднимает мою ногу и надевает мне туфлю, словно он гребаный Прекрасный принц, а я – его Золушка. Ладони мужа удивительно нежно касаются моих ступней. Кэллам застегивает ремешок и проделывает то же с другой ногой.

Когда он снова встает, мы так близко друг к другу, что мне приходится задрать голову, чтобы посмотреть на него снизу вверх.

– Вот, – хрипло говорит он. – Я пришлю Марту наверх, чтобы она помогла тебе собраться.

Марта – незаменимый личный помощник семьи, а еще она хорошо разбирается в прическах и макияже, поэтому часто помогает Рионе и Нессе готовиться к мероприятиям. Имоджен прихорашивается сама или ходит в салон.

– Пофиг, – говорю я.

Кэллам направляется вниз, чтобы найти Марту, а я начинаю ковылять обратно в ванную на высоченных шпильках.

Я не знаю, то ли дело в отсутствии нижнего белья, то ли в чем-то еще, но я чувствую неприятную влажность между ног. При каждом шаге, который я делаю в этом обтягивающем платье, мои половые губы трутся друг о друга. Я ощущаю тепло и пульсацию и не могу выбросить из головы возбуждение на лице Кэллама. То, каким суровым он был, когда приказывал мне надеть это платье.

Какого хрена со мной происходит?

Наверное, это все из-за того, что я не трахалась уже больше недели. Быть не может, чтобы меня заводили приказы Кэллама. Это бред. Я ненавижу, когда мной командуют.

– Аида? – слышу я позади себя.

Я вскрикиваю и оборачиваюсь.

Это всего лишь Марта со своей косметичкой. Ей около тридцати – большие карие глаза, темная челка и мягкий голос.

– Кэллам сказал, что тебе нужна небольшая помощь с подготовкой?

– Да. Верно, – неровным голосом говорю я.

– Присаживайся, – говорит она, придвигая стул к зеркалу. – Будешь готова в мгновение ока.

Кэллам

Двадцать минут спустя Аида спускается по ступенькам, осторожно держась за перила, и, надо признать, выглядит она восхитительно. Марта собрала ее волосы в ретро-прическу, которая идеально сочетается с ее образом секс-бомбы 60-х. Темная подводка подчеркивает ее необычные глаза, делая их почти такими же серебристыми, как платье.

Хорошо, что Аида едва может ходить на этих шпильках – от неустойчивости она хватается за мой локоть, и путь до машины мы проходим под руку.

Моя супруга что-то притихла. Возможно, злится, что я спрятал ее одежду, или волнуется насчет предстоящего вечера.

Впервые за много недель я чувствую себя таким спокойным и сконцентрированным. Как и предсказывал отец, теперь, когда мы с Аидой официально женаты, итальянцы оказывают мне полную поддержку на выборах. Ла-Спата в пролете, а мне удалось накопать отменную грязь на Келли Хопкинс со времен ее не самого чистоплотного студенчества, когда будущий кандидат продавала готовые дипломные работы богатым и ленивым студентам. Бедная маленькая бюджетница вынуждена была поступиться своими моральными принципами, чтобы закончить обучение.

Рано или поздно правда всегда вылезает наружу – какими бы чистенькими и невинными не притворялись люди, стоит надавить покрепче, и трещина обязательно найдется. Это уничтожит на корню все ее претензии на моральное превосходство и оставит место только для одного кандидата – меня.

До выборов осталась всего неделя. Сложно испортить что-то за такой срок.

Стоит лишь держать