Эти мрачные истории проливают свет на многое. Во-первых, мы видим, о каком зверстве должна была идти речь, чтобы дело перестало считаться сугубо семейным и дошло до публичных судов. Во-вторых, оказывается, римляне не готовы были признать человека по-настоящему виновным в убийстве, если он не находился в здравом уме. Пожалуй, это самое интересное: у римлян существовало представление о невменяемости. В англо-американской правоприменительной практике защита, построенная на невменяемости появилась в 1843 г. в связи с делом Дэниела Макнотена. В наши дни у него, наверное, диагностировали бы тяжёлый случай параноидальной шизофрении, но в те времена друзья и родные просто считали его занудой, потому что он постоянно жаловался на тори, которые якобы следили за ним на улицах Глазго. В наши дни он делился бы своими опасениями на нишевых форумах, пока ему не прописали бы нейролептики, но в 1840-х на него никто не обращал внимания. В конце концов, когда его близкие не поддержали его крестовый поход против местных властей, которые, как ему казалось, его преследовали (наверное, местные бюджеты в 1840-х были больше), он решил поступить как Эндер Виггин[96] и покончить с Консервативной партией, убив самого главного тори – премьер-министра Роберта Пиля (того самого, который создал полицию, но это всего лишь совпадение). К сожалению, навыки стрельбы у Макнотена были не лучше, чем умственные способности, и попал он не в Пиля, а в его личного секретаря Эдварда Драммонда. Рана не была смертельной, чего, увы, нельзя сказать о викторианской медицине: после нескольких дней кровопусканий, пиявок и бог весть чего ещё, Драммонд скончался, а Макнотен предстал перед судом.

Его защитники настаивали, что Макнотен не осознавал содеянное, искренне полагая, что тори преследуют его, а значит, был сумасшедшим. И они выиграли дело. Макнотена отправили в Бетлемскую больницу (её сотрудники отметили, что он «застенчив, склонен к уединению и считает тори своими врагами» – это описание подошло бы многим из нас), но страна встретила приговор в штыки – в Великобритании такое порой случается. В результате дебатов в Палате общин было решено, что «для того, чтобы построить защиту на невменяемости, должно быть ясно доказано, что в момент совершения деяния обвиняемый по причине душевной болезни страдал от такого нарушения умственных способностей, что не мог осознавать природу и свойство данного деяния, а если и мог, то не осознавал, что поступает неправильно»[97]. В правовых нормах Англии, США и Содружества наций эта формулировка около ста лет использовалась для ведения защиты, построенной на невменяемости. По сути, она используется до сих пор.

Римским аналогом Дэниела Макнотена был некий Элий Приск, о котором нам известно только то, что он сошёл с ума и убил родную мать в годы совместного правления Марка Аврелия и его ужасного сына Коммода. Элий удостоился упоминания в Дигестах, причём в разделе, посвящённом обязанностям наместника провинции, потому что проконсул Африки[98] Скапула Тертулл написал Марку Аврелию и Коммоду письмо с просьбой помочь в решении этого дела. С одной стороны, Элий убил родную мать, и должен был быть наказан «в соответствии с ужасностью своего преступления» (это цитата). С другой стороны, он был, по всей видимости, болен, и не понимал, что делает, поэтому Скапуле казалось, что наказывать его, как здорового человека, жестоко и несправедливо. Императоры велели Скапуле убедиться, что Элий не симулирует безумие, и – в том случае, если выяснится, что он действительно душевнобольной – передать его на попечение оставшихся членов семьи, «поскольку он уже достаточно наказан своим безумием»[99]. Отсюда следует, что в Римской империи к душевнобольным относились с большим сочувствием, чем во многих уголках современного мира, включая четыре штата США, где закон не позволяет построить защиту на невменяемости и признать человека невиновным по причине безумия, в результате чего тяжело больные люди оказываются в тюрьме, иногда даже в камерах смертников.

Ещё один важный момент – дальнейшая судьба Дэниела Макнотена и Элия Приска. Как уже говорилось, Макнотена отправили в Бетлемскую больницу, более известную как Бедлам – учреждение, куда душевнобольных помещали с XIV в., и где к ним относились как к заключённым, раздевали их догола, заковывали их в цепи и содержали в нищенских условиях за государственный счёт. Позднее Макнотена перевели в Бродмур, который по сей день остаётся психиатрической больницей строгого режима, хотя и располагается в другом месте. Там содержались и Чарльз Бронсон, и «Йоркширский Потрошитель», и Ронни Крэй[100]. Макнотен находился под опекой государства до конца своих дней. Государство следило, чтобы он не навредил кому-нибудь ещё, кормило его, обеспечивало его крышей над головой, меняло его постельное бельё и лечило его болезнь. Исторически такой подход к душевнобольным убийцам не был распространён. На протяжении большей части человеческой истории большинство людей, проливших невинную кровь по причине паранойи, галлюцинаций или потери связи с реальностью, отправляли домой к семьям. Заботиться о них приходилось их родителям, братьям, сёстрам, детям или супругам.

Впрочем, римляне и здесь проявили оригинальность. Родственников Элия не просто обязали ухаживать за ним – на них возложили ответственность за его дальнейшие действия. Если бы он навредил кому-то ещё, отвечать по закону пришлось бы им. Более того, в том же письме Марк Аврелий и Коммод велели Скапуле выяснить, знали ли родные Приска о его состоянии до того, как он убил мать, и «сторожили» ли они его. «Ведь стражи назначены умалишённым не только для того, чтобы препятствовать им нанести вред себе самим, но также и для того, чтобы они не были источником гибели для других». Нам это кажется странным. У нас на Западе царит индивидуализм, и мы даже не привлекаем родителей к ответственности за преступления их несовершеннолетних детей. Родителей Джона Венеблса и Роберта Томпсона не судили в английских судах, а ведь убийцам было по десять лет. Следует признать, что в США всё немного иначе: американцы любят предъявлять гражданские иски родителям убийц, которые уже умерли, но государственные обвинители в этом цирке не участвуют, потому что, согласно официальной позиции государства, уголовную ответственность за убийство может нести только сам убийца[101]. Даже если «Стокуэлльский Душитель»[102] сбежит из Бродмура и снова примется насиловать и убивать, никто не засудит начальника охраны больницы: вся ответственность за эти преступления будет лежать на самом Кеннете Эрскине. А вот в Римской империи II века н. э. родственники Приска понесли бы уголовную ответственность и соответствующее наказание, если бы он вырвался из-под их надзора и убил кого-нибудь ещё.