— Извини, я такая слабая, и вообще не хочу слышать о страданиях, вспоминать папу и маму

— Я понял. Извини и ты, что не выяснил, о чем будет спектакль. Больше всего меня бесит реклама спектакля, которая преподносит его как произведение искусства! Я бы с большим удовольствием посмотрел какой-нибудь мюзикл или старую комедию вроде «Миллионерши» или «Летучей мыши». В Москве мы обязательно сходим в Театр Сатиры, да и вообще будем ходить на спектакли с настоящими мастерами.

Тоня вздохнула. Мысли ее все еще витали далеко отсюда. С большим трудом Тарасу удалось отвлечь девушку, сводив ее на главную площадь города, где шла подготовка к проведению очередного национального фестиваля русской сказки. Меж снежными скульптурами сказочных персонажей — от Змея Горыныча до Святогора — шествовали Бабы Яги (одна даже летела на воздушном шаре), Емеля на самоходной печи, Иванушка-дурачок, русалки, лешие, кикиморы, водяные и прочая нечисть, шуты и скоморохи. Судя по объявлениям, за два фестивальных дня должны были пройти сказочные спектакли, концерты, игрища, народные гуляния, петушиные и кулачные бои. Тоня с Тарасом успели досмотреть репетицию начала фестиваля, и настроение обоих улучшилось.

— Я не знала, что у вас такое бывает, — сказала Тоня задумчиво, когда они возвращались на автобусе домой. — Мы об этом даже не мечтали.

— Ты еще многое не видела, — рассеянно ответил Тарас. — Мир живет иначе, стремительнее и полней, чем Чечня. Когда нелюди из нее уйдут, там тоже начнется нормальная жизнь.

— Хотелось бы верить.

Мне тоже, подумал Тарас, но вслух об этом говорить не стал.

На следующее утро, с тяжелой душой, попрощавшись с мамой и Тоней, он уехал в Архангельск, а оттуда в Москву. Проблема дальнейшего противостояния прислужникам Конкере требовала разрешения. Воевать не хотелось, но и переходить в лагерь Конкере ради спасения жизни тоже. Нужен был какой-то нестандартный ход, который отвлек бы врагов и направил их по ложному пути, давая возможность самому Тарасу и его близким жить спокойно.

В доме явно побывали непрошеные гости, но не воры. Тарас понял это, обнаружив следы профессионального обыска и проверив тайники: взято ничего не было. Однако следовало принять срочные меры безопасности, чтобы никто больше безнаказанно не мог проникать в дом, и Тарас решил в ближайшее время заняться устройством системы охраны. Прийти к нему без приглашения могли только боевики «Купола», а с ними можно было не церемониться.

В течение дня он пытался выяснить что-либо о судьбе учителя, побывал на работе, нашел фирму, готовую взяться за переоборудование дома, затем пообедал в Думе, имевшей свой комбинат питания и отличных кулинаров. Депутаты были не дураки хорошо и дешево поесть. В принципе, желающие насытиться, предпочитающие знакомые и проверенные блюда, могли здесь уложиться в символическую сумму сорок-пятьдесят рублей. Тарас же любил столоваться в Думе не из-за дешевизны, а по причине хорошего выбора диетических и вегетарианских блюд. Мяса он не ел уже лет пятнадцать.

Вечером он съездил к Марату в больницу, чем несказанно обрадовал изнывающего от скуки спортсмена. Они проговорили полтора часа, а когда Тарас собрался уходить, Марат вдруг вспомнил, что Горшиным интересовались двое посетителей. Один назвался коллегой Тараса, второй сотрудником Управления внутренних расследований.

— Опиши обоих, — попросил озадаченный Тарас.

Марат описал.

Тарас хмыкнул. Ни одного, ни другого он, судя по описанию, не встречал. Но если сотрудником Управления внутренних расследований вполне мог быть агент «Купола» или же работник Ельшина, то с «коллегой» вопрос оставался открытым. Кто-то знал, что морщин работает в Комитете экологической безопасности, и, представляясь коллегой, как бы намекал на некие обстоятельства, связывающие обоих.

— Ладно, разберемся, — пообещал Тарас, вставая. — Держись, теннисист, недолго уже осталось прохлаждаться.

— Все равно тоска зеленая, — сморщился Марат. — Ребята в Туркмению поехали, на кубок Ниязова «Рухнаме», а я вот вынужден тут сшиваться.

— Сдался тебе этот кубок, есть попрестижней награды.

— Во-первых, «Рухнаме» уже входит в десятку самых крупных турниров Всемирной теннисной ассоциации, во-вторых, призовой фонд — полтора миллиона баксов, в-третьих, сам кубок — из чистого хрусталя с золотым покрытием в виде книги.

— Почему книги? — удивился Тарас. Марат засмеялся.

— Туркменбаши недавно поэму написал — «Рухнаме» называется, нечто вроде книги заветов и правил для туркмен, — как верно и правильно служить своему народу, государству и, само собой разумеется, президенту. Теперь это настольная книга каждого туркмена. Отсюда и кубок.

— Великий человек! — почесал затылок Тарас — Покруче любого западного президента. Во всяком случае, наш поэмы пока не пишет.

Попрощавшись с Маратом и пожелав ему скорейшего восстановления. Тарас поехал домой, не забывая отслеживать «хвосты». Однако никто за его машиной не наблюдал. Слуги Конкере временно потеряли его след.

Дома он включил телевизор и сел с чашкой травяного отвара, очищающего организм, в кресло, еще хранившее тепло тела Тони. Передавали новости, повторявшие по сути вчерашние «новости», не отличимые от позавчерашних. В мире царил своеобразный «день сурка», основой которого была грязная политика и терроризм. Смотреть на это не хотелось. Тарас собрался выключить телевизор и замер, услышав знакомую фамилию. Диктор упомянул учителя.

В сообщении говорилось, что в Москве-реке обнаружено тело известного военного эксперта полковника Смирнова, потерявшего несколько дней назад в Чечне мать и жену. Криминалисты МВД не исключали версию самоубийства, поддержанную военными психологами, которые отмечали «депрессию и черную меланхолию», в которые впал полковник после гибели близких. Но так как на теле Смирнова были обнаружены следы пуль, предполагалось, что на него напали чеченские боевики-смертники, внесшие его в черный список подлежащих уничтожению командиров, советников и спецназовцев, показавших себя в Чечне.

Тарас понимал, что «чеченский след» является попыткой скрыть от общественности истинные причины смерти учителя, а также имена истинных исполнителей-убийц, и снова почувствовал жгучее желание расправиться с ними. Ему стоило больших усилий успокоить душу и сердце обещанием изменить реальность таким образом, чтобы террористы и убийцы просто не могли творить свои темные дела безнаказанно. К тому же он дал обещание учителю не мстить. Да и Тоне тоже. А свои обещания он привык сдерживать.

Идея посоветоваться с иерархами Круга появилась исподволь, как реакция ума на безнадежность ситуации. Он загнал мысль поглубже, гордо не желая идти на поводу у слабости, но мысль вернулась, и в конце концов Тарас был вынужден обдумать идею всерьез, взвесив все «pro et contra». Наверное, пентарх Герард будет рад контакту, — подумал он с невольной усмешкой, вспомнив слова учителя о недовольстве Герарда его поведением. — Что ж, поднимем ему настроение, поелику возможно.

Зазвонил телефон.