– Зло не в деньгах, а в том, на что их употребляют.

Патриция упрямо помотала головой.

– Может быть, ваши лейбористы и разделяют твою точку зрения, – уверенно продолжил Адам. – А вот консерваторы, да и большинство жителей Сарума, так не считают. Они самые настоящие капиталисты.

– Вовсе нет! – пылко возразила Патриция. – Понимаешь, истинные консерваторы придерживаются феодальных, отсталых взглядов – перемен не желают, но о людях заботятся, опекают их, веря, что порочно соблазнять народ богатством.

– Ну да, сами-то они богаты, но знают, как с деньгами обращаться. Я правильно тебя понимаю?

– Да. Иными словами, многие полагают, что сам Господь разделил общество на классы.

– А социалисты – ваша Лейбористская партия – хотят, чтобы всем распоряжалось государство, однако не прилагают больших усилий для того, чтобы помочь беднякам разбогатеть. То есть они отберут деньги у богатых, а потом сгладят все различия в обществе, чтобы никто не преуспевал.

– Преуспевать можно по-разному, не обязательно состояние сколачивать.

– Да, конечно… – Внезапно Адама осенило. – Получается, что и ваши правые консерваторы, и левые лейбористы мыслят, в сущности, одинаково – исповедуют своего рода религиозный патернализм. А капиталисты, которые занимают промежуточное положение между этими крайностями, считаются главными злодеями.

– Хм, интересно. Об этом я как-то не задумывалась. По-моему, ты прав.

– Кстати, до этого разговора я об этом тоже не думал, – признался он и раздраженно добавил: – Если честно, я приехал в Англию не для того, чтобы воевать на стороне феодальной аристократии или социалистов. Великобритания – родина демократии и личных свобод…

– Верно. А еще – родина общего права. Между прочим, мы первыми рабство упразднили, – с улыбкой напомнила Патриция. – Однако нельзя ставить личность превыше всего остального. Это несправедливо.

– Вся наша жизнь несправедлива, миледи.

– Это скоро переменится.

– А не проще ли дать каждому возможность разжиться?

– Тот, кто разживается, обкрадывает других! – воскликнула она.

Для Адама Шокли была внове подобная точка зрения.

– Неужели? Ведь возможности для заработка безграничны.

– В Америке, может, и безграничны, а у нас за пару тысяч лет они поистощились.

– Да ты пессимистка! А побеждает жизнеутверждающий оптимизм.

Она недовольно поморщилась. Адам и не предполагал, что эти идеи внушают ей отвращение.

– Увы, жизнь не игра, – вздохнула Патриция. – Даже в Библии говорится, что удел человека – страдание.

– Ты и правда в это веришь?

– Да.

Разговор прервался.

Наконец, поразмыслив, Адам сказал:

– По-моему, все, о чем мы с тобой говорили, так или иначе связано с прошлым. Прошлое хотят либо сохранить, либо изменить.

– Верно. Понимаешь, мы унаследовали несправедливую систему эксплуатации. Ее-то и нужно изменить.

– Допустим, система изменилась. А что потом? Как ты представляешь себе будущее?

– Будущее? Наверное, мы избавимся от жестокости прошлого. Пенсии, бесплатное лечение и образование…

– Значит, в будущем установят социализм? Лейбористы придут к власти?

– Нет, это вовсе не обязательно. Просто нужны реформы…

– По-моему, будущее тебя совершенно не интересует.

Патриция задумалась.

– Может быть, ты и прав, – вздохнула она, помолчав. – В Саруме все дышит прошлым, о нем невозможно забыть.

«Пожалуй, в Америке ей не понравится», – с огорчением решил Адам.

Впрочем, размышлять о будущем не стоило, ведь они уговорились жить настоящим.

Бригадир Форест-Уилсон, сам того не подозревая, оказал Патриции Шокли услугу, за которую она всю жизнь была ему благодарна.

В конце мая он предложил отвезти в Солсбери заболевшего офицера верховного командования. Девушки-водители, служащие Женского вспомогательного корпуса, прекрасно понимали, что от них требуется конфиденциальность. Подготовка к высадке войск проходила в обстановке строжайшей секретности, однако пассажиры, вполне доверяя своим водителям, иногда обсуждали в салоне автомобиля подробности операции.

Вот и сейчас Форест-Уилсон с коллегой ехали в Одсток, уединенную деревушку близ меловой гряды к юго-западу от Солсбери, где располагались два военных госпиталя – английский и американский.

До Патриции долетали обрывки разговора.

– Если вашим ребятам удастся… – начал Форест-Уилсон. – Нам бы это очень помогло… район хорошо укреплен…

– Наших сил хватит, – уверенно ответил американец.

– …Слишком опасно. Стоит ли идти на такие жертвы?..

– Надо рискнуть. Послезавтра?

– Да. А кого вы пошлете?

– Эскадрилью из Ибсли или из Тракстона. Я подумаю.

Час спустя Патриция прижимала к уху телефонную трубку:

– Милый, ты можешь взять увольнительную? На день… то есть на ночь?

– Да, наверное.

– Тогда встретимся в Даунтоне, послезавтра. Получится?

– Я постараюсь.

– Как только узнаешь, дай мне знать.

– Хорошо. А в чем дело?

– У меня день рождения.

– Но ты же говорила, что день рождения у тебя в октябре…

– Нет, послезавтра, – ответила Патриция.

Адам перезвонил ей на следующий день:

– Мне увольнительную дали. А тебя саму-то отпустят?

– Да, – соврала Патриция.

– Понимаешь, у нас тут вылет интересный намечается, добровольцев набирают, так что…

– Я приеду, честное слово. К четырем часам.

– Ладно. Но если задержишься…

«Черт бы побрал этот вылет!» – раздраженно подумала Патриция.

– В общем, если к пяти не приедешь, я вернусь на базу.

– Приеду, обязательно приеду.

Патриция все рассчитала: в три часа – последняя поездка в Уилтон на служебной машине, а потом смена заканчивается. Сутки отдыха.

Рано утром она приехала в Уилтон на своем «моррисе». От Уилтона до Даунтона сорок минут езды, бензина хватит – Патриция купонов накопила. Все шло по плану.

Заседание командования в Ларкхилле затянулось. Патриция, приехав в Уилтон лишь в половине пятого, бросилась на Кингсбери-сквер, к своему «моррису». Двигатель завелся с трудом, и Патриция, обогнув город со сторо ны Харнгема, помчалась по дороге на юг, вдоль Эйвона – мимо Бритфорда, поместья лорда Раднора у древнего Кларендонского леса. На склоне холма двигатель «морриса» заглох.