и вернулся с конвертом и пакетом для заморозки.

— Если вы можете, откройте письмо и положите его и конверт в пакет, прежде чем мы его прочитаем, — сказал Страйк. Грант сделал то, что ему было сказано, а затем положил запечатанное письмо на стол.

Сердце Робин учащенно забилось. Она наклонилась к Страйку, чтобы прочитать короткий абзац, написанный самым чистым образцом того, что Пэт назвала бы “письмом психа”, который Страйк когда-либо видел. Маленький и неровный, с некоторыми буквами, навязчиво выведенными темными чернилами, он выглядел странно детским, или мог бы показаться таким, если бы не безупречное написание и содержание.

Ты сказала мне, что я такой же, как ты. Ты заставила меня думать, что любишь меня, а потом бросила, как кусок дерьма. Если бы ты жила, ты бы использовала и пытала больше мужчин ради удовольствия, выплевывая их, когда тебе надоедало. Ты была высокомерной, лицемерной, презренной дрянью, и я хочу, чтобы эти слова гнили рядом с тобой, твоя самая близкая, самая правдивая эпитафия. Смотри из ада и наблюдай, как я завладеваю “Чернильно-черным сердцем”, навсегда.

— Катя Апкотт дала вам это? — спросил Страйк, глядя на Гранта.

— Да.

— Это отвратительно, не так ли? — горячо сказала Хизер. — Просто отвратительно. И тот факт, что Катя переписала всю эту грязь, а затем передала ее Грубу, зная, что там было — и Аллан Йоман и Ричард Элгар говорят, что она такая милая женщина — честно говоря, мне стало плохо, когда я услышала их в тот день в Клубе искусств.

— Только вот Катя Апкотт этого не писала, — сказал Страйк. — Это не ее почерк. Вот ее почерк, — сказал Страйк, указывая на конверт, на котором было написано “Для Эди” тем же аккуратным, квадратным почерком, что и в списке имен, который Катя дала ему несколько недель назад.

— Так… кто это написал? — спросил Грант, указывая коротким толстым пальцем на письмо. Теперь и он, и Хизер выглядели испуганными.

— Аноми, — сказал Страйк, доставая свой мобильный и делая снимок письма. Он положил телефон и блокнот обратно в карман и потянулся за своими костылями. — Вы должны немедленно позвонить в полицию. Попросите Райана Мерфи из уголовного розыска. Он должен увидеть это письмо. А пока не доставайте его из пакета.

Страйк с некоторым трудом поднялся на костыли: после долгого сидения всегда труднее держать равновесие.

— Спокойной ночи, — тихо сказала Робин Ледвеллм, с трудом отказавшись от своего образа хорошего полицейского. Она последовала за Страйком обратно в дом, и тявканье померанца в соседнем саду пронзило потрясенную тишину, которую они оставили после себя.

Глава 105

Когда тайны будут раскрыты;

Все секреты будут раскрыты;

Когда вещи ночи, когда вещи стыда,

Найдут, наконец, имя…

Кристина Россетти

Рано или поздно: Но наконец-то

— Так, — сказал Страйк, когда они шли по короткой дорожке перед домом Ледвеллов в сгущающейся темноте. — Нам нужно поговорить с Катей. Я хочу добраться до Аноми до того, как он начнет разбивать новые жесткие диски.

Когда они оба вернулись в BMW и Страйк засунул костыли на заднее сиденье, он позвонил Кате, но после нескольких звонков попал на голосовую почту.

— Не отвечает.

— Без четверти десять, — сказала Робин, взглянув на часы на приборной панели. — Может, она отключает звонки в это время?

— Тогда мы поедем к дому, — сказал Страйк.

— Не думаю, что Иниго будет рад нашему позднему визиту, — сказала Робин, заводя двигатель. — Отсюда мы доберемся за двадцать минут.

— Надеюсь, этот несчастный все еще в Уитстейбле.

Выехав с парковки и ускорившись на Бэттлдин Роуд, Робин сказала,

— Катя не могла знать, что она передает. Должно быть, она думала, что то, что надиктовал Джош, все еще в конверте.

— Согласен, это значит, что она упустила конверт из виду в какой-то момент между запечатыванием в больнице и передачей его Гранту Ледвеллу. Нам нужно точно знать, какой путь он проделал.

— Там все еще есть ДНК, если только Ледвеллы не загрязнили его слишком сильно.

— Аноми не глуп. Держу пари, он был в перчатках, и если там нет ДНК, все, что у нас есть, это почерк и потенциальный доступ к сумочке Кати.

Когда они проезжали по жилым улицам, за освещенными окнами которых Робин представляла себе здравомыслящих, счастливых людей, она тихо сказала,

— Мы имеем дело с кем-то очень злонамеренным, не так ли? Хочел положить это в ее гроб?

— Да, — сказал Страйк, глубоко задумавшись, его глаза были устремлены на дорогу впереди, — это глубоко помешанный человек.

— Который думал, что Эди любит его.

— Или сам себя обманывал, что это так.

— Могу я теперь узнать, что означало это замечание про “перерезание проводов”?

— Что? — сказал Страйк, который следовал за своим собственным ходом мыслей. — О, я имел в виду перерезание колючей проволоки для проникновения в траншеи противника.

— А проволока в данном случае — это…?

— Те спутниковые аккаунты, которые Аноми сделал в Твиттере. Этот самонадеянный ублюдок никогда не думал, что кто-то заинтересуется всеми этими мелкими аккаунтами, поэтому немного схалтурил с именами… Дай мне еще минуту, и я скажу тебе, куда, по-моему, они ведут, — сказал Страйк, снова доставая свой мобильный. — Я знаю, что видел имя Джона Болдуина где-то еще, кроме Twitter…

Чувствуя нетерпение и тревогу, Робин послушно замолчала, когда она повернула машину на Холлоуэй-роуд, по которой они должны были ехать на северо-запад, в сторону Хэмпстеда и Хайгейта. Рядом с ней Страйк сидел над своим мобильным телефоном, хмурясь, прерывисто печатая и размышляя.

— Попался! — сказал Страйк так громко, что Робин подпрыгнула. — Он на Reddit, на странице “Отследить криминальных сучек” и — блядь.

— Что? — сказала Робин, чье сердце все еще билось.

— Он сообщил о сестре Маркуса Барретта.

— Что?

— Лживая сука Дарси Оливия Барретт выдвинула ложное обвинение в сексуальном насилии против бойфренда. Живет по адресу 4b Lancaster Drive, Hoxteth… Он дал все ее аккаунты в социальных сетях… Вот почему я не смог найти ни одного у нее. Держу пари, она удалила все, как только это появилось.

— Страйк, расскажи мне об именах, — сказала Робин. — Что они выдают?

— Ну, для начала, Марк Лепин застрелил четырнадцать женщин.