Дно заскрипело по песку, корабль замер. Норвеги стали прыгать в воду, сбросили канаты. Солнце скрылось, быстро холодало и темнело. Бил прибой. Волны с пеной и шипеньем набегали на берег. Песчаный пляж, усыпанный обломками дерева, изогнулся широкой излучиной, из крутого невысокого откоса торчали высохшие корни деревьев. Корабль больше чем наполовину вытащили на песок, особо, впрочем, не усердствуя – уже шёл вечерний отлив. Иенсен выкатил котёл, Сигурд, Бранд и два голландца отправились собирать плавник, остальные закрепляли судно. Стоянка оказалась удобной: скалы с запада прикрывали от ветра, неподалёку обнаружился ручей, ещё не полностью замёрзший. Жуга подивился такому везению, но Яльмар развеял его домыслы.

– Я часто здесь ходил, – сказал он, разводя огонь. – В Британию, на Польшу мимо Дании, через Скагеррак и Каттегат. Во Фрисланде бывал, в Дренте заходил мимо Фризских островов… Даже в Финнланд заплывал, хоть там и делать нечего. У меня везде по берегам таких местечек наприсмотрено – на Влиланде, на Текселе, на Тёрсхеллинге, в других местах. Эх, задувает, жаль не по пути! Как бы завтра против ветра грести не пришлось… Хаконар! Эй, Хаконар! Тащи крупу.

Гертруда медленно бродила по берегу, не обращая внимания на мореходов, изредка нагибалась, подбирала что-то. Хельг, разворачивающий на кнорре парус для шатра, косился на неё, как показалось травнику, со странной смесью уважения и неприязни. Речь к нему вернулась, но пока он предпочёл помалкивать. Вильям, кривясь и морщась, сидел у костра и рассматривал мозоли на ладонях. Тил и дракошка прогуливались, спрыгнув на берег в числе первых. Жуга их отлично понимал – после зыбкой ненадёжной палубы хотелось насладиться твёрдой землёй под ногами. Его самого всё ещё пошатывало.

Поспела каша. Мореходы ели жадно, быстро, сталкиваясь ложками в котле. Кусками рвали колбасу и хлеб. Горячее варево быстро остывало. Тил с Гертой не отставали от остальных, Вильям же, просидевший голодным весь день, и вовсе казался ненасытным. Дракошке вновь не перепало ничего.

– Спать! – распорядился Яльмар, стукнув ложкой в край пустой посудины. – Завтра снимаемся рано. Вильям, отчисти котёл.

– Почему я?

– Должна же от тебя быть хоть какая-то польза… Ларс, Магнус! Ваша стража первая. Кого будить, решайте сами. Тил, или как там тебя… Давай загоняй свою зверюгу.

Вильям, вздохнув, поплёлся за водой. Жуга посмотрел ему вслед, покачал головой и пошёл помогать. Вдвоём они уволокли котёл к ручью, где счистили жир и копоть песком и пучками жухлой травы. Вода была ужасно холодна. Впрочем, Вильяму это пошло только на пользу: ладони у него была стёрты от гребли – ещё днём Жуга заметил, что рукоять его весла была в крови.

– Да, не скоро ты возьмёшься за перо, – сочувственно кивнул он.

– Не скоро, – согласился бард. – Но если честно, то не очень и охота… Слушай, я всё понять не могу, почему яд на Тила не действует. Я читал, что царь Митридат Понтийский тоже был невосприимчив к ядам – принимал их помаленьку, пока не привык. Может, и Тил вот так же?..

– Нет, не так, – травник встал и вытер руки полою плаща. Задумался. – Странно другое – то, что он их теперь распознаёт. Когда его ужалил скорпион, он даже ничего не понял, а здесь… – он обернулся к Вильяму: – Дотащишь в одиночку?

– Котёл-то? Дотащу. А ты как же?

– Я поброжу пока. Иди, ложись.

Ущербная луна мелькала в облаках. Жуга давно уже приметил тёмный силуэт Гертруды в отдалении, на пригорке, и теперь направился туда.

– Кого-то ждёшь?

Та помотала головой:

– Нет, просто на море смотрю. Чего не спишь?

– Не хочется. Я вот чего пришёл, – Жуга замялся. – Ты ведь пошла со мной для обучения. Ты так сказала. Когда мы начнём?

Гертруда повернула голову. Долго, пристально смотрела на травника.

– У мага два пути заполучить ученика, – проговорила она наконец. – Первый – полностью его подчинить, привязать к себе. Второй – повсюду следовать за ним и ждать, когда он сам придёт. Разницы, в общем, нет. Всё остальное – только варианты этих двух путей. Ты пришёл.

Она помолчала, затем продолжила:

– Ты не хуже меня знаешь, что магия сложна и опасна. Но если ты захочешь учиться, тебе придётся смотреть на мир другими глазами. Ты больше не увидишь просто волны, или полёт облаков, или пляску огня в очаге. За каждым их движением будут открываться силы, вращающие мир, и бездна, по краю которой мир катится. Раз пробудив в себе эту музыку, ты уже не сможешь заставить её замолчать. Отчасти тебе это уже знакомо. Но только отчасти. Поэтому стой и смотри.

– Когда мы начнём учёбу?

Герта едва заметно улыбнулась.

– Она уже началась.

* * *

Шли дни. Корабль Яльмара неторопливо продвигался вдоль голландских берегов. Остались позади Остенде, устье Изера, другие города. К исходу третьего дня они достигли Франции, к исходу четвёртого добрались до пролива и повернули к северу. Зима напоминала о себе, грести почти всё время приходилось против ветра. Брызги замерзали на борту ладьи, наутро доски покрывались инеем. Одолевали снег и град. Всякий раз, когда корабль спускали утром на воду, сначала приходилось отбивать намёрзший лёд. Однажды прогребли всю ночь, не найдя подходящего места для высадки – разыгрался ветер, волны с рёвом били в скалистые берега. Два раза удалось поймать попутный ветер, несколько часов погода была солнечной, потом опять нагнало тучи.

Жуга привыкал к морю медленно. Морская болезнь ещё не отступила, но уже не так сильно его беспокоила. Море оказалось странным. Одинаковым и в то же время всякий раз новым. Спокойствие сменялось яростью холодных волн, морская ширь – ущельями проливов. Даже цвет воды менялся десять раз на дню. Встречались острова, которые грозили гибелью ночью и служили ориентирами днём. Холодный ветер свистел в снастях, заряжая злобной бодростью молодых и здоровых и выдувая силы из больных и стариков. Лопнули, сошли и лопнули опять мозоли от тяжёлого весла. Иногда было страшно. Иногда вдруг накатывал дикий восторг. Иногда одолевало безразличие, особенно когда наваливалась усталость. Он начал понимать беспокойную душу мореходов и постепенно приучался мыслить, как они. В молчании моря не хотелось говорить. Он понимал теперь, к чему прислушивается Арвидас и почему тревожно вскидывает голову финн Рэйво, когда внезапные порывы ветра треплют полосатый парус. Отсюда, с борта корабля, всё виделось по-иному. Не было ничего постоянного. Берег с его городами, законами, никчёмными страстями и страстишками как будто перестал существовать. Мир сжался, сузился до маленьких размеров корабельной палубы. Исчезни та, и миру этому пришёл бы конец. Он тоже плыл, скользил по водной глади на