Только нескольких из них можно считать умелыми правителями — такими были Септимий Север (193–211), Аврелиан (270–275) и Проб (276–282). Септимий Север был карфагенянин, и его сестра так и не смогла овладеть латынью. Она и в Риме в домашнем кругу говорила на пуническом языке, отчего Катон Старший, должно быть, переворачивался в гробу.

Остальные императоры были по большей части авантюристами, слишком незначительными, чтобы выделять кого-то особо. Временами было даже по нескольку императоров, правивших в отдельных частях разрываемой внутренними противоречиями Империи. Отметим лишь тот факт, что во время великого нашествия готов в 251 г. потерпел со своим войском поражение и был убит во Фракии император Деций (правил с 249 г.). Император Валериан (правил с 253 г.), а вместе с ним и целый город — Антиохия оказались в руках Сасанидского царя Персии в 260 г. Эти примеры очень показательны в том, насколько небезопасным стало внутреннее состояние всей римской системы и насколько сильно было внешнее давление на нее. Обратим внимание и на то, что император Клавдий (268–270), «победитель готов», одержал значительную победу над этим народом возле Ниша в современной Сербии (269) и умер, как Перикл, во время эпидемии чумы.

На протяжении этих веков разные эпидемии то и дело прокатывались по ослабевшей Империи. Их роль в ослаблении народов и изменении общественных условий еще предстоит как следует изучить нашим историкам. К примеру, Великая чума, продолжавшаяся со 164 по 180 г., охватила всю империю во время правления императора Марка Аврелия. Она, вероятно, не в последнюю очередь сказалась на дезорганизации жизни общества и подготовила почву для беспорядков, последовавших за приходом к власти Коммода. I и II вв. н. э. также были отмечены существенными переменами климата, которые стали причиной значительных миграций народов.

Но прежде чем мы перейдем к нашествиям варваров и попыткам некоторых императоров более поздней эпохи, Диоклетиана (284) и Константина Великого (306–337), выровнять кренившийся корабль Империи, нам следует сказать несколько слов о том, как жилось людям в Римской империи в два века ее процветания.

Читателю, нетерпеливо листающему страницы истории, эти два столетия порядка между 27 г. до н. э. и 180 г. н. э. могут показаться временем утраченных возможностей. Это была скорее эпоха величия, чем эпоха созидания, эпоха архитектуры и торговли, когда богатые богатели, а бедные становились беднее. Упадок все сильнее проявлялся и в мыслях, и в настроениях людей.

Тысячи городов были обустроены многокилометровыми акведуками (их величественные руины и по сей день поражают нас), соединялись друг с другом прекрасными дорогами. Возделанные поля раскидывались повсюду (ежедневно на эти поля сгоняли огромные армии рабов).

Многое за эти века изменилось в лучшую сторону. Со времен Юлия Цезаря нравы заметно смягчились, общество стало утонченнее и изысканнее. Можно даже сказать, что общество стало более терпимым и человечным. Это означало, что Рим поднялся на высокий уровень цивилизации, который задолго до него прошли Греция, Вавилон и Египет.

За время правления Антонинов были приняты законы о защите рабов от крайних проявлений жестокости, их запретили продавать в гладиаторские школы. И не только города строились значительно лучше, заметно шагнуло вперед декоративное искусство — правда, увидеть это можно было только в домах богатых. Грубые и непристойные празднества, травля людей животными на аренах, вульгарные зрелища на потеху городских низов — то, чем отмечены дни подъема римского общества, — уступили место более сдержанным и утонченным.

Стала богаче, красивее и дороже одежда — с далеким Китаем велась обширная торговля шелком. Тутовое дерево и шелкопряд еще не были в те времена завезены на Запад. Шелк под конец своего долгого путешествия по самым разным странам стоил на вес золота, однако торговцы шелком не знали отбоя от покупателей. На Восток в обмен на шелк постоянным потоком текли драгоценные металлы.

Гастрономия и искусство развлечения также не стояли на месте. Петроний (ум. в 66 н. э.) описывает в своем «Сатириконе» один такой пир, устроенный богатым вольноотпущенником, во времена ранних цезарей. Изысканные блюда, из которых одни отличались вкусом, другие же — способом приготовления или тем, из чего они приготовлены, превосходят все, на что способно даже смелое воображение наших дней. Гостей развлекают танцоры-канатоходцы, жонглеры и музыканты, яства перемежаются декламацией отрывков из Гомера и так далее.

По всей Империи обращала на себя внимание, как мы бы сказали теперь, «культура достатка». Книг было великое множество, значительно больше, чем во времена Юлия Цезаря. Библиотеки стали предметом гордости. Состоятельные люди охотно хвалились своими библиотеками, даже если им было недосуг в заботах и трудах, которые приходят с богатством, удостоить свои книжные сокровища чего-то большего, чем беглый просмотр. Греческий язык распространялся на запад, а латынь — на восток. Если кто-то из знати, даже в самом отдаленном городке, где-нибудь в Галлии или Британии, чувствовал, что ему не хватает глубокой греческой культуры, на выручку ему спешил ученый раб, высшая степень учености которого была гарантирована работорговцем.

Совершенно невозможно говорить о латинском искусстве и латинской литературе, как об отдельном явлении. Они во многом являются продолжением более значительной и протяженной во времени греческой культуры. От греческой культуры отпочковалась латинская ветвь. Ствол существовал, прежде чем выросла эта ветвь; продолжал он расти и лишившись этой ветви.

Изначальный импульс латинского ума в литературе, еще до подражания греческим образцам, выразился в форме «сатуры» — сатиры. Сатура походила на современное варьете: грубая брань вперемешку с пантомимой и музыкой. Некое подобие бардов, «ваты», развлекали латинских поселян непритязательными, зачастую непристойными частушками, разыгрывали сатирические диалоги. Римляне знали также торжественные речитативы, погребальные песни и религиозные литании.

Сатура в письменном виде развивалась в виде сборников рассказов прозаической и стихотворной формы, и далее — как более пространные прозаические произведения. Значительная часть латинской литературы утрачена, многое в ней, вероятно, не показалось средневековым монахам-переписчикам достойным сохранения. Но ширилось копирование книг, и читателей становилось все больше, а следом шло и повсеместное распространение прозаической литературы, из которой до наших дней дошло лишь несколько фрагментов.

Римлянам времен поздней республики и начала Империи, несомненно, была хорошо знакома художественная проза. «Сатирикон» Петрония, датируемый временем Нерона, — прекрасный тому пример. Каждый, кто когда-либо писал прозу, не