Было как-то странно. Что-то сильно беспокоило его в этой утренней картине. Он знал, как опасно поддаваться необоснованным страхам, и пытался с ними бороться, но они не отступали.

Может, это просто усталость делает его таким болезненно-чувствительным ко всему в это утро? Из-за чего еще он так страдал от своей провонявшей потом одежды? Он чувствовал нестерпимое трение краев ботинок о лодыжку, ритмическое обдирающее прикосновение ткани брюк к ногам во время ходьбы, даже завихрения воздуха – кожей лица и рук. Мир давил на него – по крайней мере, ему так казалось – как будто хотел выдавить его куда-то вовне.

Большая стрекоза, звеня радужными крыльями, врезалась в его руку. От боли он выронил кружку; она не разбилась, а покатилась по веранде и исчезла в зарослях. Разозлившись, Черрик прихлопнул насекомое, оставив кроваво-липкое пятно на татуированном предплечье как знак его кончины. Он стер кровь, но она снова проступила большим темным пятном.

Он понял, что это не кровь насекомого, а его собственная. Стрекоза каким-то образом поранила его, хотя он этого не почувствовал. Он внимательно присмотрелся к повреждению на коже: рана его была незначительной, и в то же время болезненной.

До него донесся голос Локки изнутри; он громко говорил Тетельману о бестолковости своих компаньонов.

– Стампф вообще не пригоден для такой работы, – говорил он. – А Черрик...

– А что я?

Черрик шагнул вглубь хижины, стирая вновь проступившую кровь со своей руки. Локки даже не поднял головы.

– Ты параноик, – сказал он спокойно. – Параноик, и на тебя нельзя положиться.

Черрик не был расположен отвечать на грубость Локки.

– Ты злишься, что я прибил какого-то индейского выкормыша, – сказал он. Чем больше он пытался стереть кровь со своей пораненной руки, тем более болезненной становилась ранка. – Просто у тебя кишка тонка.

Локки продолжал изучать карту. Черрик шагнул к столу:

– Да ты слушаешь меня? – закричал он и стукнул кулаком по столу. От удара его рука как будто треснула. Кровь брызнула но все стороны, заливая карту. Черрик взвыл и закружил по комнате с кровоточащей трещиной на тыльной стороне руки. Несмотря на болевой шок, он услышал знакомый тихий голос. Слова были неразборчивы, но он знал, от кого они исходили.

– Я не хочу этого слышать! – вскричал он, тряся головой, как собака с блохой в ухе. Он оперся о стену, но прикосновение к ней только вызвало новую боль. – Я не хочу этого слышать, будь ты проклят!

– Что за вздор он несет? – В дверях появился Дэнси, разбуженный криками, все еще держа в руках Полное Собрание Сочинений Шелли, без которого, по словам Тетельмана, невозможно уснуть.

Локки задал тот же вопрос Черрику, который стоял с дико расширенными глазами и сжимал руку, пытаясь остановить кровотечение:

– О чем ты?

– Он говорил со мной, – сказал Черрик. – Тот старик.

– Какой старик? – не понял Тетельман.

– Он имеет в виду того, в деревне, – ответил Локки, и вновь повернулся к Черрику: – Ты это хотел сказать?

– Он хочет, чтобы мы ушли. Как изгнанники. Как они. Как они! – Черрика охватывала паника, с которой он уже не мог справиться.

– У него тепловой удар, – Дэнси не удержался и поставил диагноз. Но Локки знал, что это не так.

– Нужно перевязать твою руку... – Дэнси медленно подвигался к Черрику.

– Я слышал его, – мычал Черрик.

– Конечно. Только успокойся. Мы сейчас во всем разберемся.

– Нет, – ответил Черрик. – Нас изгоняет отсюда все, чего мы ни коснемся. Все, чего мы ни коснемся.

Казалось, он сейчас рухнет на землю, и Локки рванулся, чтобы подхватить его. Но как только он взялся за плечо Черрика, мясо под рубашкой начало расползаться, и тут же руки Локки окрасились в ярко-красный цвет; от неожиданности он их отдернул. Черрик упал на колени, которые обратились в новые раны. Расширенными от страха глазами он смотрел, как темнеют кровавыми пятнами его рубашка и брюки.

– Боже, что со мной происходит, – он плакал навзрыд.

Дэнси двинулся к нему:

– Сейчас я тебе помогу...

– Нет! Не трогай меня! – умолял Черрик, но Дэнси не мог удержаться, чтобы не проявить заботу:

– Ничего страшного, – сказал он деловито, как заправский доктор.

Но он был не прав. Взяв Черрика за руку, чтобы помочь подняться с колен, он открыл новые раны. Дэнси чувствовал, как струится кровь под его рукой, как мясо соскальзывает с костей. Даже ему, видавшему виды, было не по себе. Как и Локки, он отступился от несчастного.

– Он гниет, – пробормотал Дэнси.

Тело Черрика уже растрескалось во многих местах. Он пытался подняться на ноги, но вновь обрушивался на землю, и от любого прикосновения – к стене, стулу или полу – обнажались новые куски мяса. Он был безнадежен. Остальным ничего не оставалось, как стоять и смотреть наподобие зрителей на казни, дожидаясь заключительной агонии. Даже Стампф поднялся с постели и вышел взглянуть, что там за шум. Он стоял в дверях, прислонившись к косяку, и не верил своим глазам.

Еще минута, и Черрик ослабел от потери крови. Он упал навзничь, и растянулся на полу. Дэнси подошел к нему и присел на корточки возле головы.

– Он умер? – спросил Локки.

– Почти, – ответил Дэнси.

– Сгнил, – сказал Тетельман, как будто это слово объясняло весь драматизм происходящего. В руках он держал большое грубо вырезанное распятие. Наверное, индейская поделка, подумал Локки. Распятый Мессия имел хитроватый прищур и был непристойно обнажен. Несмотря на гвозди и колючки, он улыбался. Дэнси взял Черрика за плечо, от чего потекла еще одна струйка крови, перевернул тело на спину и склонился над подрагивающим лицом. Губы умирающего едва заметно двигались.

– Что ты говоришь? – спросил Дэнси; он еще ближе придвинулся к лицу Черрика, пытаясь уловить его слова. Но вместо слов изо рта шла только кровавая пена.

Подошел Локки. Мухи уже кружили над умирающим Черриком. Отстранив Дэнси, Локки наклонил свою бритую голову и взглянул в стекленеющие глаза:

– Ты слышишь меня?

Тело что-то промычало.

– Ты узнаешь меня?

Снова – мычание.

– Ты хочешь отдать мне свою часть земли?

На этот раз мычание было слабее, почти вздох.

– Здесь свидетели, – продолжал Локки. – Просто скажи – да. Они услышат тебя. Просто скажи – да.

Тело силилось что-то сказать, его рот открылся чуть шире.

– Дэнси! – Локки обернулся. – Ты слышишь, что он говорит?