Мы не желаем, чтобы нам в будущем докучали подобными утомительными жалобами. Просьба отныне ограничивать свою корреспонденцию одними заказами. Мы — напряженно работающая и динамичная организация, чьей миссии излишнее бесстыдство и домогательства лишь препятствуют. Если Вы станете досаждать нам снова, сэр, то, вероятно, ощутите на своих жалких плечах обжигающий укус хлыста.

Ваш во гневе,

Гас Леви, През.

Довольно размышляя над тем, что мир понимает только силу и мощь, Игнациус срисовал на письмо подпись Леви авторучкой заведующего конторой, порвал письмо мистера Гонзалеса Абельману и подсунул свое в ящик Исходящей корреспонденции. Затем на цыпочках осторожно обошел инертную фигурку мисс Трикси, вернулся в отдел систематизации документации, взял в руки кипу еще не систематизированных материалов и швырнул ее в мусорную корзину.

* * *

— Э-эй, мисс Ли, а эта толстая мамка, у которой еще такая шапчонка зеленая, — он что, сюда больше не ходок?

— Нет, слава Богу. Вот такие типы и гробят всю инвестицию.

— А когда ваш дружок-сиротка опять сюда придет? В-во! Разнюхать бы еще, чё там за дела с этими сиротками. Зуб даю, этими сиротками падлицаи первыми заинтер е сят.

— Я тебе сказала уже — я сироткам вещи отправляю. Чуток благотворительности никогда никому не повредит. От нее себя чувствуешь лучше.

— Вот уж точно благодарительнось как в «Ночью Тех» — када сироткам кучу бабок платить надо за то благо, что им дарют.

— Хватит за сироток беспокоиться, лучше иди за мой пол беспокойся. У меня и так проблем по горло. Дарлина хочет танцевать. Ты хочешь прибавку. А у меня и без того хлопот выше крыши. — Лана подумала о шпиках в штатском, внезапно зачастивших к ней в клуб по ночам. — Бизнес уже завонялся.

— Ага. Эт точно. Так и с голоду помереть недолго в этом борделе.

— Слушай, Джоунз, а ты в участке последний раз давно был? — с опаской поинтересовалась Лана, стараясь выяснить, не представилось ли Джоунзу какого-нибудь ничтожного шанса навести фараонов на заведение. Этот Джоунз уже начинал ее доставать, несмотря на свое ничтожное жалованье.

— Не-а, ни к каким друзьям-падлицаям я в гости не хожу. Я еще жду хорошенькие улики собрать. — Джоунз испустил нимбообразную формацию дыма. — Я погожду, пока дело с сиротками не расколется. Ууу-иии!

Лана скрутила в трубочку коралловые губы и попробовала вообразить, кто мог дать наколку полиции.

* * *

Миссис Райлли никак не могла поверить, что это с нею действительно произошло. Ни телевизора. Ни нытья. И в ванной никого. Даже тараканы, казалось, смотали удочки. Она села за кухонный стол, помаленьку прихлебывая мускатель, и сдула одного тараканьего младенца, пытавшегося пересечь столешницу. Крохотное тельце слетело со стола и пропало, и миссис Райлли произнесла: «Прощай, дорогуша». Она нацедила себе вина еще на дюйм, впервые осознав, что и запахло в доме по-другому. То есть, вонь оставалась примерно такой же, как и раньше, но любопытный личный аромат ее сына, вечно напоминавший ей запах старых чайных пакетиков, казалось, рассеялся. Она поднесла стакан ко рту: наверное, «Штаны Леви» тоже уже начинают пованивать спитым пеко.

Неожиданно миссис Райлли припомнила тот кошмарный вечер, когда они с мистером Райлли отправились в «Пританию» посмотреть Кларка Гейбла и Джин Харлоу в «Красной пыли» [Сильная романтическая мелодрама Виктора Флеминга, 1932 г.]. В горячке и смятении того, что последовало за их возвращением домой, славный мистер Райлли испробовал один из своих непрямых подходов, в результате чего Игнациус и был зачат. Несчастный мистер Райлли. Ни разу за всю оставшуюся жизнь больше в кино не сходил.

Миссис Райлли вздохнула и осмотрела пол: уцелел ли тараканий младенец, не повреждены ли его жизненные функции. У нее было слишком благодушное настроение, чтобы причинять чему-либо вред. Когда она пристально изучала линолеум, в тесной прихожей зазвонил телефон. Миссис Райлли заткнула бутылку пробкой и поставила ее в остывшую духовку.

— Аллё, — произнесла она в трубку.

— Эй, Ирэна? — спросил хриплый женский голос. — Чего поделываешь, малыша? Это Санта Батталья.

— Как твое ничего, голуба?

— С ног сбилась. Только что четыре дюжины шустриц на заднем дворе раскокала, — поведала Санта шатким баритоном. — А это работа я тебя умоляю — колотить шустричным ножом да по кирпичам по этим, точно тебе говорю.

— Я б ни за что и пробовать-то не стала, — как на духу ответила миссис Райлли.

— Да мне-то что. Я, когда в девочках ходила, мамочке, помню, всегда шустриц открывала. Она ларек морепродуктов держала возле Рынка Лаутеншлагер. Бедненькая мамочка. Прямо с парахота. Еле-еле слово по-аглиски не говорила. А я, совсем мялявка еще, все, помню, шустриц ей колю. И ни в какую школу не ходила. Это не для меня, малыша. Сижу прямо там на тротуваре, знай по шустрицам колочу. А мамочка то и дело по мне за что-нибудь колотит. У нас в ларьке вокруг всегда катавасия, такие мы.

— Мамочка у тебя очень возбудимая, значть, была, а?

— Бедняжечка. Стояла там под дождем, на холоде, и половины не понимала того, что ей говорят. Ох и трудно в те дни было. Ирэна. Так круто все, детка.

— И не говори, — вздохнула миссис Райлли. — Нам тоже ведь хлебнуть пришлось на улице Дофина. Папочка был очень бедный. Работа у него была на вагонном заводе, а потом как автомашины пошли, у него руку в ремень от вертилятора и затянуло. Уж сколько месяцев на голимой фасоли с рисом сидели.

— А меня с фасоли пучит.

— Меня тоже. Послушай, Санта, а чего это ты звонишь, солнышко?

— Ох да, чуть не забыла. Помнишь, мы в кегли играть как-то вечером ходили?

— Во вторник?

— Нет, это, кажись, в среду было. Как бы там ни было, это тогда Анджело заарестовали, и он с нами пойти не смог.

— Вот ужыс-то какой. Полиция своих же загребает.

— Ага. Бедненький Анджело. Такой славный. Он в этом учаске точно не в своей тарелке. — Санта хрипло кашлянула в телефон. — Как бы там ни было, это в тот вечер вы за мной на этой своей машине заехали, и мы в кегелян одни отправились. А сегодня утром я на рыбный рынок пошла за шустрицами этими, и ко мне старичок этот подходит и спрашивает: «Это не вы как-то вечером в кегеляне были?» А я грю: «Ну, да, мистер. Я там частенько бываю.» А он грит: «Ну и я там был со своей дочью и мужем ейным, и видел вас с такой дамочкой, у нее еще как бы волосы такие рыжие.» Я грю: «Вы имеете в виду, что у дамочки волосы хной крашенные? Это моя подруга, мисс Райлли. Я ее в кегли научаю.» Вот и все, Ирэна. Он только честь отдал и ушел с рынка.

— Интересно, кто это может быть? — с большим интересом спросила миссис Райлли. — Вот смех-то. Как он выглядит, лапуся?

— Славный человек, в годах. Я его тут по-соседству примечала, детишек каких-то к обедне вел. Наверно, внуки его.