1 Аваддон – в иудейской (а затем и в христианской) теологии – ангел (демон) истребления, разрушения и смерти.

ГЛАВА 13 (42) «Фиаско мушкетеров»

ФРАНЦИЯ.

По дороге из Барселоны в Париж мушкетеры короля промчались, не произнеся ни слова, без остановок, довольствуясь спешными трапезами в попадавшихся на пути тавернах и меняя, по надобности, лошадей. Казалось, они убегали от кого-то или чего-то, впрочем, на самом деле, похоже, что так оно и было.

Сколько себя не убеждай в собственной непогрешимости и сохраненном достоинстве – перебороть ошибочность сих воззрений не удастся, если душу точит даже самая ничтожная капелька сомнения. Эти сомнения жгут и испепеляют все заслуги и достоинства закрепившиеся за нами ранее. Уничтожают уверенность в искренности симпатий, сыплющихся со всех сторон в адрес наших прелестей и превосходств, в которые так же быстро начинаешь верить, как и разуверяться. Подобные смятения переполняли умы и сердца мушкетеров намеревающихся поскорее расстаться с тягостным гнетущим чувством, вызванным проигранным противостоянием. Эти чувства, можно с уверенностью сказать, весьма редко обрушивались на них своими мрачными, горестными переживаниями, и от этого пронизывали ещё больней запятнанные самолюбием честолюбивые души.

Мрачные словно тучи они приблизились к Парижу, миновав возвышающуюся на холме мельницу, неподалеку от которой начиналось аббатство Сен-Жермен. Продвигаясь вдоль ограды святой обители, они выехали на маленькую площадь, разделявшую главные ворота аббатства и ярмарку, где устрашающе маячил позорный столб. Преодолев последние кварталы предместья без особого рвения, они, наполнив оглушительным звоном подков арку, оказались во дворе особняка де Тревиля, на улице Старой голубятни.

Капитан, пронзительно оглядев пятерку мушкетеров, выстроившихся перед ним посреди кабинета, пришел к неутешительным выводам. Не дожидаясь доклада, он по своему обычаю, поднялся с кресла, и, собираясь с мыслями, описал несколько кругов, неспешно шествуя по просторному кабинету. Затем вернувшись в своё огромное кресло, стоявшее за громоздким столом, и приняв позу, величественнее обычного, негромко, что потребовало от него немалых усилий, произнес:

– Я в ожидании, сдерживающем стальной цепью мою ярость, услышать хоть, сколько-нибудь, вразумительные объяснения вашей несостоятельности, господа.

Капитан, не дожидаясь ответа, вскочил с места, не в силах более держать себя в личине показного спокойствия, подбежал к опечаленным мушкетерам.

– Где же ваше красноречие месье Атос?! Ваша бравада, Портос?! Где гасконское бахвальство д’Артаньян, которое проистекало из ваших уст, когда вы выпрашивали у меня плащ мушкетера?! Где всё это?!

Он окинул взглядом, не скрывая неудовольствия всех пятерых.

– А вы Ланзак и Арамис, отчего смиренны как невинные монастырские овечки? !

– Чем меньше слов, тем больший вес они имеют, господин капитан.

Потупив взор, негромко произнес мушкетер.

– Я, что-то вовсе не слышу слов, мой дорогой Арамис!

Тревиль отступил к столу, откуда ему было сподручнее извергать раздражение и упреки в адрес всех пятерых.

– Вам, черт возьми, облегчили задачу разделавшись с этим мерзавцем де Самойлем и его людьми, неужели вы не могли уничтожить этих молокососов, жалких провинциальных растяп, которые едва научились держать в руках свои «соломенные» шпаги!? Неужели трудно догадаться господа, что если, упустив испанца, они не отказались от мысли переправиться через Пиренеи, значит, у них было какое-то важное дело там, в Каталонии, и вам следовало непременно им помешать! Разделаться с ними прямо там, в Барселоне!

Задыхаясь от ярости, завопил граф.

– Я знаю, есть лихие ребята на службе у кардинала. Кавуа в них души не чает. Но эти, эти кто?! Кто я вас спрашиваю?! И они оставляют в дураках моих лучших людей! Как сие возможно?! Как?!

Он, казалось, выпустив пар, уселся на прежнее место, и схватив со стола четки, начал нервно перебирать косточки. Только этого и ждал Атос, чтобы высказать то, о чем не решался признаться даже самому себе.

– Простите, капитан, но ваши домыслы таят в себе безграничные преувеличения, к тому же зиждутся на заблуждениях. Мы и, правда, едва унесли ноги из чертовой Барселоны, и принужден признать не без помощи тех же господ анжуйцев. А, что касается «соломенных» шпаг, то об этом вам лучше расскажет Арамис, единственный оставшийся в живых после той кровавой резни в Тарбе. Капитан, мы всецело разделяем ваши сетования по поводу нашего поражения. Но, в свою очередь, хочу заявить, мы сделали все возможное, и вряд ли кто-либо сумел бы добиться большего. И все же ваши выводы и упреки мы готовы принять, за исключением, пожалуй, одного.

Тревиль оставив четки в покое, вопрошающе взглянул на Атоса.

– Да-да, монсеньор…Вы не учитываете всех тех качеств, которыми обладают эти господа анжуйцы. Мы столкнулись с крайне опасным врагом. И я уверен, это не последняя встреча…Сплав смелости и разума, из которого отлиты эти господа, громоздится на постаменте убеждений, что делает их неуязвимыми. Они благородны и великодушны, а это могут себе позволить лишь сильные люди.

ГЛАВА 14 (43) «Лес Ла Поэль»

ФРАНЦИЯ. ЗАМОК ТРУАМБЕР.

Пожалуй, нет большего безрассудства, чем бессонная ночь перед дуэлью. И это, безусловно, является непреложной истиной для любого, даже малоопытного, дуэлянта. Но человек слаб, и от этого беспомощен перед обстоятельствами, каждый раз доказывая, порой ценой собственной жизни, состоятельность сей попранной бесчисленное количество раз догмы.

Шевалье де Лавальер, как, кстати, и барон д’Эстерне, провел, по сути, бессонную ночь. Его мысли находились в полнейшем беспорядке, хаотично сменяя одна другую, не считаясь с волей того, кто непременно желал привести их в подобающую очередность. Лейтенант понимал, что дуэль с хитрым и коварным мерзавцем, де Шиллу, не имеет ничего общего с честным поединком, поэтому требует совершенно особой подготовки. Он боролся с собой, жертвуя сном, заставляя выстроить рассуждения в нужном направлении, но тайник найденный бароном, этой ночью, в Восточной башне не давал ему покоя, принеся больше вопросов, чем ответов, что окончательно разрушило разработку тактических планов в предстоящей маленькой войне с виконтом и его людьми.

Лишь скрип замковых ворот, вернул его к теме предстоящего противостояния. Лавальер вскочил с глубокого кресла, в котором, созерцая огонь в камине, просидел всю ночь, подбежав к окну. В серой предрассветной дымке, он сумел разглядеть силуэт всадника, в длинном плаще с капюшоном, что направил своего мула по дороге в Мелён. «Локрэ, направился в город. Это не в нашу пользу. Черт возьми! Следовало ожидать такого поворота!» – подумал он, после чего вышел в переднюю. Забытая на комоде, оплывшая, бесцельно мерцавшая свеча едва озаряла небольшую, наполненную храпом Урбена, комнату, где развалившись на кушетке, почивал слуга.

– Вставай Урбен, проспишь заутреннюю! Разыщи Тужо.