– Что-то, по-моему, ты к ней не очень стремишься.

– Я – другое дело, я – служитель богов. А ты – никому не нужный молодой парень.

– Между прочим, спасший твоего братца-старосту, – с презрительной гримасой буркнул беглец.

– Ага… От камнепада, который сам же и устроил! В том месте никогда не падали камни, им просто неоткуда взяться… Если не притащить. Не лень было?

Асотль не ответил – к чему? Эта хитрая толстая сволочь – жрец – действительно далеко не дурак.

Теперь с удовольствием всучит «десятнику» («двадцатнику») двух практически готовых воинов… Ну и в придачу – шестерых местных бездельников, так сказать в нагрузку.

Неплохо рассудил.

Вот и спасай после этого всяких там старост!

Водворенный на свое место, Асотль негромко позвал нового знакомца:

– Эй, охотник. Спишь уже?

– Что там было? – примостившись ближе, шепотом поинтересовался Сипак. – Тебя схватили?

– Ну да. Специально не задвинули плиту до конца. Ждали.

– Но… Тебя даже не наказали. Тогда зачем?

– Видишь ли, один местный жрец очень хочет казаться умным. То есть он и в самом деле умный, только здесь никто этого не оценит, в деревнях вообще не любят умников.

– Он сказал, когда нас принесут в жертву?

– А жертвы не будет, – тихонько засмеялся Асотль.

– Как не будет?

– А так! Завтра мы станем воинами.

Десятник («двадцатник») Есуакатль – здоровенный детина с украшенным боевыми шрамами лицом – выглядел так, как и должен выглядеть воин не в особенно больших чинах – неустрашимо, непоколебимо и даже несколько нерассуждающе-туповато. Этакий унтер-офицер. Маленькие, глубоко посаженные глазки его, чем-то похожие на поросячьи, недобро смотрели на рекрутов – несчастных «бездельников» масеуалли и Асотля с Сипаком-охотником.

– Небось опять неумех подсунули? – Десятник перевел взгляд на старосту, посмотрев на него столь же недобро, как и на пленников. – И что я с ними буду делать?

– Это отличные парни, любезнейший Есуакатль, – сельский жрец тут же пришел на помощь своему незадачливому братцу. – Клянусь Уицилопочтли, отличные!

– Угу, прекрасные. – Хмуро кивнув, воин неожиданно для всех ухмыльнулся. – Прекрасные… Для того чтобы быть принесенными в жертву!

Асотль хлопнул глазами – вот уж никак не ожидал, что этот лапоть умеет шутить, пусть даже так своеобразно.

Смотр «новобранцев» проходил на главной площади деревни, перед храмом. Только что прошел дождь, настоящий ливень, и пленники стояли почти по колено в вязкой темно-коричневой грязи. Сам же Есуакатль, а также представители сельской администрации, включая хитрого жреца Иштланкалатля, с относительным удобством расположились на мокрой площадке пирамиды храма. Пирамида была невысокая и какая-то по-деревенски домашняя, на взгляд Асотля вовсе недостойная столь грозного бога. Кое-что уже обвалилось, кое-что было наспех подкрашено, а некоторые ступеньки – это было хорошо видно – вообще держались на честном слове.

– Покорность – это замечательно, – продолжал свою неожиданно неглупую речь десятник. – Однако воину иногда нужно совсем другое: кураж! дерзость! отвага! Не говоря уже об умении воевать… Вот почему все масеуалли – плохие воины. Научить их можно, но как исправить характер? Ладно! – В заключение Есуакатль громко хлопнул в ладоши. – Придется уж брать что есть – других ведь все равно не дадите… Эй, вы, сволочи, – здесь десятник произнес другое, ацтекское слово, впрочем полностью аналогичное. Естественно, обращался он к «новобранцам». – А ну, подтянулись! Подобрали животы! Ишь разъелись, прямо смотреть страшно. Ничего, клянусь великим Уицилопочтли, скоро вы станете стройными, словно тростник. Это… – махнув рукой назад, он наконец представил стоявших позади воинов, вооруженных короткими копьями и булавами из крепкого, усеянного острыми обсидиановыми вставками дерева, – мои помощники. Зовут их… Хотя это не важно, вы, глупая деревенщина, все равно ничего не запомните, так что, когда прикажу, будете подчиняться им, как мне, ясно?

Пленники понуро уставились на лужу.

– Я спрашиваю: ясно? – повысил голос Есуакатль.

– Ясно. Мы все поняли, великий господин, – нестройным хором – кто в лес, кто по дрова – ответили молодые люди.

– Тогда повернулись и пошли за мной! Раз, два. Раз… Стоп! Эй, вы двое, – десятник выбрал двух молодцов, медлительных, но на вид сильных. – Там, за храмом, возьмете носилки… Элитль, покажи им…

На носилки, надо сказать, выглядевшие по-военному, безо всяких излишеств, Есуатль взгромоздился сам, за ним зашагали помощники, затем – «новобранцы», ну а замыкали шествие еще шестеро вооруженных луками и короткими копьями воинов, которых десятник не счел нужным представить и задача которых была вполне ясной – следить, чтобы «молодое пополнение» по пути не разбежалось.

Асотль (Перепелкин) едва не хохотал в голос, уж больно все – буквально до мелочей – напомнило ему родную Советскую армию, в коей довелось-таки послужить в, дай бог памяти, тысяча девятьсот лохматом году.

Вот командир взвода – могучий и непрошибаемый Есуакатль (впрочем, вовсе не такой тупой, каким с первого взгляда казался), за ним – командиры отделения, сержанты без имени, ну, а позади – старослужащие, так и норовящие ткнуть тупым концом копья «молодых». Однако, какие самодовольные рожи – того и гляди, на привале сапоги чистить заставят… Или портянки стирать. Были бы только они у них – эти самые сапоги да портянки. А вообще, хороший командир найдет, чем солдат занять, чтоб дурью не маялись.

Шли ходко; миновав залитую грязью деревню, поднялись в предгорья, где было значительно суше, правда, то и дело приходилось форсировать разлившиеся до размера небольших речек ручьи и грязные «озера»-лужи.

По пути сделали привал у одного из ручьев – попить да оправиться.

– Случайно не знаешь, куда нас ведут? – улучив момент, Асотль обернулся к приятелю – теперь Сипака уже можно было так называть.

Он оказался парнем маленьким, юрким, глазастым, чем-то напоминавшим Шочи, да они, похоже, были ровесниками.

Только вот юный охотник был куда более жилистым, сильным, хотя с виду – ну полный заморыш, никакого сравнения с раздобревшими деревенскими парнями. Этакий лохматый большеглазый чертик.

– Нет, места вокруг незнакомые, – почесав нос, отозвался Сипак. – Я сам из Чалко, это далеко на западе. Там и охотился.

– А сюда как забрел? Что молчишь? Ну ясно – соглядатай.

– Тихо ты! – Парень вспыхнул. – Язык у тебя, дружище Асотль, ну точно без костей.

– Да ла-адно, – совсем по-русски протянул молодой человек. – Не хочешь говорить – и не надо.

– А ты сам-то откуда?

– А я и не скрываю – из Шалтокана.

– Ага… Скажи еще, что купец, – слыхали мы уже эту байку.