Ноа подумал о тех ночах, которые они провели вместе. Его влечение к Камилле не стало слабее, и он по‑прежнему считал ее самой сексуальной женщиной из всех, кого он знал, и самой неотразимой во многих вещах. Ноа никогда не забывал ее, но он не собирался ради нее менять свой жизненный уклад и переезжать в Даллас. Хотя даже если бы он согласился бросить ранчо, оставалась еще одна проблема — его властный характер. Да, Ноа привык брать на себя лидерство во всем и не мог изменить себя. Если Камилла не подстроится под него, они не смогут быть вместе. Но неужели она предпочла бы жить с парнем, который в тяжелую минуту спрячет голову в песок, и гори все синим пламенем?

К тому же Ноа считал, что Камилла сама не прочь покомандовать. Он вспомнил, как когда‑то разговаривал с Таном по поводу характера его младшей сестры, и тот со смехом сказал, что Камилла никогда бы не стала такой уступчивой, как ее мать, даже если бы попыталась.

Но насчет ранчо можно было что‑нибудь придумать. Ноа мог бы проводить некоторое время в городе, он в любом случае ездил туда, чтобы навестить родных, а Камилла могла бы приезжать к нему сюда. Она ведь в конце концов приняла его предложение. И ее согласие свидетельствовало о том, что она ищет какой‑то компромисс, потому что до недавнего времени она даже слышать о ранчо не хотела.

Потом его вдруг осенило. Камилла столько всего сделала, чтобы упрочить их отношения, а он просто сидел сложа руки. Может, ему действительно стоило больше времени проводить в Далласе. Но сначала следовало разобраться, что он испытывал по отношению к Камилле. В этот раз, когда он встретился с ней после возвращения домой со службы, он сразу же понял, что его влечет к ней с прежней силой. Но он не успел осознать глубину своих чувств, потому что узнал о том, что у него есть сын, и мысли о ребенке вытеснили все остальное.

Ноа взглянул на свой стол, где стояла та самая фотография Итана, которую подарила ему Камилла. Ребенок приводил его в восторг, и он сам не заметил, как полюбил сына всем своим сердцем.

Ноа знал, что испытывал к своему ребенку безграничную и безусловную любовь. Но что он мог сказать насчет Камиллы? Если бы любил ее, стал бы он думать о том, чтобы заручиться поддержкой адвокатов и, если понадобится, начать судебное разбирательство по вопросу опеки над сыном? Чем он готов был пожертвовать, чтобы удержать ее? И смогут ли они когда‑нибудь уладить свои разногласия?

Когда Камилла уложила Итана спать и на цыпочках вышла из его комнаты, Ноа поджидал ее в коридоре.

— Ноа, я хочу спать поближе к нему, — сказала она, когда он подошел к ней и обнял.

— У меня по всему дому мониторы, которые ловят малейший звук. С ним ничего не случится.

— Все равно. Я бы…

Ноа не дал ей договорить, прильнув к ее губам и положив конец спорам. И после его поцелуя Камилла не стала противиться, когда он подхватил ее на руки и отнес в свою спальню.

В пятницу вечером, оставив Итана под присмотром Гильды, Камилла с Ноа отправились на танцы.

Она надела облегающую красную футболку с глубоким вырезом, джинсы в обтяжку, широкий кожаный пояс, сделанный вручную, черные ботинки и черную ковбойскую шляпу. Камилла не стала собирать свои длинные волосы, и они свободно ниспадали ей на плечи.

Когда она спустилась вниз, Ноа, поджидавший ее в холле, подошел к ней и обнял ее за талию.

— Дорогая, ты сегодня чертовски хороша.

— Могу сказать то же самое о тебе, — улыбнулась Камилла.

Они вышли из дома и, сев в его пикап, направились в небольшой придорожный бар с громкой музыкой, неоновыми огнями и парковкой, где стояло столько машин, что яблоку было негде упасть.

Внутри толпился народ, часть которого выстроилась в круг и под музыку громко выстукивала ботинками по деревянному полу.

— Похоже, ты знаешь каждого в шести соседних округах, — рассмеялась Камилла, когда они наконец зашли в свою кабинку. — Мне кажется, мы добирались сюда от входной двери добрых полчаса. Несколько женщин бросили на меня убийственные взгляды. Похоже, ты пользуешься тут небывалым спросом.

— А я заметил, какие взгляды бросали на тебя парни, — расплылся в улыбке Ноа. — Кстати, с тобой познакомилось восемь работников моей фермы, и они обязательно придут и пригласят тебя потанцевать.

Официантка в облегающих черных брючках и в такого же цвета футболке приняла у них заказ, и тогда Ноа повел Камиллу на танцпол. Когда‑то он уже приглашал ее в подобное заведение, и они здорово повеселились. Именно Ноа научил ее танцевать под музыку в стиле кантри.

Вытанцовывая с ним в веселом ритме, Камилла поймала себя на мысли, что давно так славно не развлекалась. Ноа буквально бурлил энергией, и она чувствовала себя прекрасно в его компании.

Время близилось к полуночи, когда на последнем звуке мелодии он обхватил Камиллу за талию и слегка приподнял.

— Давай поедем домой, — тяжело дыша, предложил Ноа, и она молча согласилась.

Он взял ее за руку, и через пару минут они уже сидели в его грузовичке и ехали обратно на ранчо. Камилла сняла свою шляпу и бросила на заднее сиденье.

— Было здорово, — выдохнула она. — Ты часто туда ездишь?

— Раз в месяц или два.

— Тебе нравится такая жизнь, не правда ли?

— Ага. Если надумаешь приезжать сюда постоянно, я организую для тебя студию. Отсюда рукой подать до Таоса и Санта‑Фе. Я могу открыть художественную галерею в Санта‑Фе, если захочешь. Я ничего не смыслю в этом деле, зато ты разбираешься в нем. Ты могла бы нанять кого‑нибудь на должность директора.

— Даже не знаю, — потрясенно протянула Камилла. — Я подумаю над твоим предложением приезжать сюда почаще, — после небольшой паузы добавила она. — У тебя тут тихо и спокойно, очень подходящее место для рисования.

Она пристально посмотрела на Ноа, в который раз размышляя над тем, что он просил ее пойти на уступки, а сам не предпринимал никаких ответных шагов.

— Камилла, — после минуты молчания заговорил он, — спасибо, что решилась приехать ко мне на ранчо. Может, со временем нам все‑таки удастся уладить все наши разногласия. В жизни Итана должны присутствовать и мама, и папа.

Камилла окинула его задумчивым взглядом. Неужели они стали немножечко ближе, чем до того, как она приняла его предложение? Может, теперь наконец станет понятно, любит ее Ноа или нет, потому что пока он ни разу не сказал, что испытывает к ней что‑то большее, чем физическое влечение.

— Хорошо быть дома, — бросил Ноа, расстегивая рубашку.

Камилла повернулась к нему, и при виде его мускулистой груди, покрытой черными курчавыми волосками, у нее пересохло во рту.

— Ты сегодня такая соблазнительная, — добавил он, и его глаза полыхнули страстью. — У меня перехватывало дыхание всякий раз, когда я смотрел на тебя.