Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Но ведь теперь стало еще проще — влезай в компьютерную систему авиакомпании или фирмы, выдавшей тебе кредитные карточки, и смотри, когда и куда ты забронировал билеты.
Оба знали, что она права. Даже на том уровне техники, существовавшей тогда, когда Лэнг работал в Управлении, получить списки пассажиров любого вида транспорта было легче легкого. Тем более что списки пассажиров рейсов, направлявшихся за «железный занавес», обычно тщательно изучали еще до их отправки.
Остыв, кофе не сделался лучше. Лэнг поставил стаканчик и с неосознанным отвращением отодвинул его.
— Мы не можем сохранить в тайне место, куда направляемся, но, если отправимся кружным маршрутом, вполне сможем оторваться от «хвоста».
Это была одна из основных заповедей, вдалбливаемых курсантам на «Ферме» — учебной базе Управления в малонаселенном районе Вирджинии.
Герт допила пиво, взглянула на бар и решила на этом остановиться.
— Но зачем им следить за нами, если они уже знают конечную точку нашего маршрута?
Лэнг перегнулся через столик.
— Может, и ни к чему, но запутанный маршрут вполне может внушить им мысль, что мы решили, будто таким образом спрятались от них. — Он протянул ей два комплекта билетов. — Посмотри сама.
Герт нахмурилась, читая мелкий шрифт.
— Но эти… — и добавила, усмехнувшись: — Запутаем все еще сильнее?
Лэнг кивнул.
Рейлли казалось, будто его веки весят по тонне каждая и вдобавок под них кто-то насыпал песку. За все время полета от Чикаго до Парижа ему так и не удалось уснуть. Как будто подсознание не позволяло спать, полагаясь на то, что, случись на высоте в 35 000 футов какая-нибудь беда, он сможет с нею справиться, если постоянно будет настороже. Взятый с собой роман быстро надоел, и Лэнг попытался смотреть кино. Однако молодежная комедия, процензурированная по приказу руководства авиакомпании, чтобы фильм случайно не обидел кого-нибудь из пассажиров, лишилась при этом всех своих и без того немногочисленных достоинств и не могла служить развлечением.
Он сидел в кресле, пытаясь посчитать, сколько раз пересекал океан. За то время, пока он служил в Управлении, — раз, а то и два в год. Потом поездка с женой, Дон…
Память вернула печальные моменты. Дон, такая веселая и светлая, с удовольствием работала, пока Лэнг учился на юриста, покинув государственную службу. Как-никак юридическая практика мужа означала, что по ночам он будет рядом с нею, а не станет звонить с невнятными оправданиями из каких-то мест, не имеющих названия в силу строгой секретности. В том, что он достигнет успеха, у нее не было никаких сомнений.
И он действительно достиг успеха.
Ничем не объясняемый пробел в биографии между колледжем и юридическим факультетом сильно снижал привлекательность его персоны для крупных юридических фирм, но он и сам не имел никакого желания провести оставшуюся часть жизни в душных залах заседаний, пресмыкаясь перед корпоративными клиентами. И потому употребил кое-какие нажитые за время работы в Управлении связи для организации устойчивого потока менее почтенной клиентуры. Не слишком богатой, но все же способной оплачивать счета адвоката. Например, сотрудники посольств, попавшиеся на попытке подкупа какого-нибудь иностранного правительственного чиновника, или представители общенациональной сети цветочных магазинов, ввозившие из Колумбии не только розы.
Его практика стала приносить доход, и они с Дон предприняли первую из целого ряда давно запланированных поездок в Европу перед тем, как обзавестись потомством. Но этого не произошло, потому что их жизни подчинил себе «серебряный паук» — так они обозвали разветвленное образование, обнаруженное рентгеном в репродуктивных органах жены. Паук рос, а Дон усыхала, пока не превратилась в почти безжизненный мешок из кожи, обтягивавшей хрупкие кости. Лэнг сидел рядом с ее кроватью, и они обсуждали будущие поездки, хотя оба знали, что уже ничему из запланированного не суждено совершиться. Покинув больничную палату, пропитанную тяжелым запахом неизбежной смерти, Лэнг проклинал бога, который, если верить Библии, не забывал ни об одном воробье, но полностью отвернулся от Дон.
Она угасла тихо, и это было для нее милостью божьей. А Лэнг простился с нею намного раньше.
Пустые месяцы, проведенные в пустом доме, выжали его жизнь досуха. На первых порах он от случая к случаю встречался с женщинами, но это были, можно сказать, эксперименты, на которые он шел скорее в угоду друзьям, желавшим ему добра, чем исполнение собственных желаний. В каждой женщине Лэнг находил те или иные недостатки, имевшие в его глазах (он хорошо это понимал) гораздо большее значение, чем на самом деле. А главным было то, что ни одна из них не была Дон. В конце концов он продал дом с большей частью обстановки и переехал в ту самую квартиру в высотном доме, где жил и сейчас.
Но и новое место казалось пустым. Лэнг брал больше дел, чем мог осилить, рассчитывая, что так не останется времени на горе. Но и это тоже не помогало.
Занявшись поисками убийц своей сестры, Лэнг возобновил знакомство с Герт, бывшей коллегой. У них когда-то был роман, а вернее сказать, они попросту время от времени спали вместе, но их отношения тотчас же закончились, когда он встретил Дон. Сначала Лэнг чувствовал себя виноватым, как будто изменял своей жене с другой женщиной. Священник Фрэнсис, обладавший той мудростью, которая доступна только мужчинам, никогда не знавшим женщин и связанных с ними сложностей, объяснил Лэнгу, что ему вовсе не обязательно отрекаться от любви к Дон, любя Герт.
Так он и поступил.
Единственной проблемой были постоянные отказы Герт даже обсуждать возможность узаконить их отношения. Рано или поздно, думал Лэнг, она вернется на свою службу в Управление, в Германию, а он так и останется без семьи и детей. И все же он намеревался наслаждаться каждым отпущенным ему мгновением.
Лэнг начал было задремывать, но тут стюардесса объявила о скорой посадке.
Герт, свежая, с ясными глазами, была готова ко всему, что мог сулить ей грядущий день. Как всегда, она крепко уснула почти сразу же после того, как колеса «Боинга-757» спрятались под крышками люков шасси.
Лэнгу казалось, что это одно из самых неприятных ее качеств.
Они достали свои сумки из ящика у них над головами. Других вещей не было. Сдавать вещи в багаж означало неизбежную задержку для его получения по прилете. Кроме того, чемоданы могли уехать куда угодно сами по себе. Ведь что такое современное путешествие: завтрак в Нью-Йорке, обед в Париже, а багаж в Стамбуле…
Но важнее всего было то, что человек, стоящий возле багажной карусели, представлял собой неподвижную мишень, словно предназначенную для прицельного выстрела или удара ножом. Управление настойчиво рекомендовало своим сотрудникам брать только то, что может поместиться в салоне самолета.
Не было еще случая, чтобы Лэнг прилетел в парижский аэропорт Шарль де Голль и тот не был бы переполнен. Африканцы в кричаще пестрых хлопчатобумажных накидках шли рядом с индианками, окутанными в сари пастельных тонов, а усатые мужчины в кафтанах, словно пастухи, сопровождали позади своих жен и детей. Громкоговорители извергали непрерывный поток неразборчивых объявлений, тонувших в непрерывном гуле сотни различных языков, как будто здесь возобновилось строительство Вавилонской башни.