– То есть в настоящий момент бриллианты находятся в гробу вместе с телом мальчика?

– Ну да. И прежде, чем обследовать гроб, инспектору Лестрейду необходимо обратиться за разрешением к судебному медику.

Мы не договорили, потому что снизу раздалось громкое треньканье колокольчика, а потом грянул в быстром военном темпе духовой оркестр, и на всю улицу запели нестройные, но веселые голоса.

Холмс схватил скрипку и подскочил к окну. В следующее мгновение он, невзирая на холод, уже распахивал оконные рамы.

– Эй, Ватсон! Поройтесь-ка у себя в карманах.

– А, рождественские песни, – сказал я, поднимаясь с кресла.

– Я, пожалуй, им подыграю! – объявил Холмс. – Та-ра-та-ра! Радуйтесь, добрые христиане… Ватсон, присоединяйтесь! У вас ведь отличный баритон! Идите, идите сюда, ближе к окну. Вот так! Та-ра-та-ра!

Как-то раз под Рождество мы с Холмсом вышли прогуляться. В одном месте, у дверей шикарного магазина, нас затянуло в бурлящий людской водоворот, так что мы с трудом из него выбрались. Экипажи и подводы запрудили проезжую часть. Неподалеку от Марбл-Арч мы вдруг увидели нашего друга Ральфа Косворта, выходящего из переполненного омнибуса. Ральф, в теплом зимнем пальто и котелке, вооруженный тяжелой тростью, успешно растолкав всех на своем пути, стал переходить Оксфорд-стрит. Тут он заметил нас.

– Мистер Холмс, доктор Ватсон, – он взмахнул рукой, – рад вас видеть. А я в виде развлечения решил поглазеть на витрины перед визитом в банк.

У Ральфа недавно умер отец, и ожидалось, что ему достанется крупная сумма.

– Завещание, значит, вскрыли, – сказал я, помня из нашего последнего разговора, происходившего в Уигмор-Холле на концерте из произведений Скарлатти, что дело почти решенное и Ральф – богатый наследник.

– Давно вскрыли, – сквозь зубы ответил Ральф.

– И что насчет состояния Косворта? – спросил Холмс, хлопая от мороза руками в перчатках из свиной кожи, так как Оксфорд-стрит и весь Уэст-Энд находились во власти ветров из Сибири, несших арктический холод.

– Увы, джентльмены, я совершенно разорен. Оказывается, незадолго до смерти отец брал кредиты в банках, вкладывая средства в производство нового оборудования, и теперь у фирмы одни долги. Кредиторы преследуют меня повсюду. Скоро мой дом пойдет с молотка, а нас с семьей вышвырнут на улицу. Представьте себе, я вынужден был отказаться от праздничного ужина для сотрудников и их семей в «Олене и гончих». Это впервые со дня основания фирмы!

– Подождите-ка, но ведь вы продолжаете выпускать ворота «Косворт» из кованого железа, садовую мебель и ограды для парков.

– Производство у нас идет на спад из-за конкуренции с одним производителем в Бирмингеме. Последний крупный заказ на ограды поступил аж в сентябре!

– Но куда же подевались все деньги? – спросил я, озадаченный тем, что фортуна так немилосердно изменила нашему другу.

– Мой отец был всегда осторожен в вопросах финансов, поэтому представьте мое изумление, когда я узнал, что после него совсем не осталось денег! Все мое наследство – старый черный экипаж, которому грош цена! Настоящий катафалк, чтобы возить гробы на кладбище!

Тут я не выдержал и от души расхохотался, но Холмс толкнул меня локтем в бок, призывая проявить уважение к горю нашего друга.

– Простите, Ральф, – сказал я, вытирая слезы, – но я все-таки не пойму, как такое могло случиться. Неужели отец действительно ничего вам не оставил?

– Я полагаю, что все деньги достались некоей миссионерской организации, ведающей бездомными бродягами в Африке. Понимаете, во время последней болезни разум отца помутился. Он стал скуп и подозрителен по отношению к нам, родным, чего раньше с ним не бывало. Вот вам и причина. Для меня, Меган и детей это страшный удар.

– А что же черный экипаж?

– О боже, мистер Холмс, это подарок для похоронного бюро! Внутри черное сукно, истертые плюшевые сиденья, никелевые лампы. Передать вам не могу, как я его ненавижу. Трудно даже представить, сколько лет он болтался по кладбищам. Скорей бы от него избавиться.

– Ваш завод находится в Шордиче, не так ли?

– Да, мистер Холмс, там основное производство.

– И где вы держите экипаж?

– В Шордиче, на задворках. Там он стоит и ожидает старьевщика. Ах, если бы мне только достались отцовские деньги! Моя фирма пережила бы этот кризис. Мы могли бы установить новое оборудование и расширить ассортимент нашей продукции. А теперь мне угрожает банкротство и разорение!

Должен заметить, что пока мы стояли на Оксфорд-стрит и разговаривали, лицо у меня так занемело от ветра и холода, что я перестал его чувствовать, будто это не лицо, а мраморная глыба. И потому я предложил продолжить разговор в каком-нибудь более подходящем месте, где тепло, уютно и вкусно кормят. Бедняга Косворт отказался, пожелал нам хорошего дня и направился в сторону Холборн-стрит. Вскоре он уже скрылся из глаз, растворившись среди толпы. Печально было видеть всегда веселого и полного жизни Ральфа таким унылым и подавленным. И еще печальнее оттого, что это случилось в рождественскую неделю.

* * *

Мы зашли пообедать в ближайший ресторан. Я с аппетитом уплетал котлеты из баранины, а Холмс весь обед просидел, рассеянно глядя перед собой, и почти ничего не съел. Потом мы закурили трубки, и он предложил съездить на другой конец Лондона в Шордич.

– Вам не дает покоя черный экипаж? – спросил я. – Неужели вы собрались его купить?

Холмс грустно улыбнулся в ответ на мою остроту, выпустил в потолок кольцо дыма и снова нахмурился.

– Знаете, Ватсон, мне не дает покоя это завещание. Выходит, что все свои деньги старый Косворт отдал на благотворительность. Может быть, кто-то заставил его сделать это?

– А я как представлю себе, что Ральфа с семьей выбросят на улицу, так просто жуть берет. Он столько работал, чтобы построить свою фирму, а теперь все пойдет прахом.

– Бросьте, Ватсон! Перед нами проблема, которая нуждается в практическом решении. Что толку скорбеть о судьбе несчастного Косворта? Предлагаю взять кеб и ехать к нему на фабрику. Да, чуть не забыл! По пути заскочим в табачную лавку, у меня кончаются сигареты.

Где-то на полпути полил дождь со снегом. Едва мы вошли в ярко освещенный цех, прозвучала сирена к обеду, но скрежет и грохот металла и стук молотков, кующих ограды, не прекратился. Эти звуки сопровождали нас до отъезда.

Как и говорил Ральф, экипаж стоял у ворот на заднем дворе – большой, черный, блестящий от сырости и древний, точно чудовище Левиафан. Я внутренне содрогнулся, припомнив подозрения Косворта насчет бесчисленных кладбищ, которые он объехал на своем веку. Эти дроги явно пережили не одного хозяина.

Холмс, не боясь промокнуть, несколько раз обошел вокруг экипажа, постучал по нему тростью, заглянул внутрь, хмурясь при виде выцветшей обивки и штор. Затем наклонился и осмотрел днище.