Я бы не против телом почувствовать прикосновение ее пальчиков.

«Не дождешься, придурок. Напугал бедную девочку до потери пульса…»

Интересно, сколько квартир она убирает? Сколько карманов выворачивает каждый день? Думать об этом неприятно. Пожалуй, стоит нанять Алессию на полную рабочую неделю. Тогда мне, конечно, придется вечно жить с тупой ноющей болью в некоторых чувствительных частях тела, если только… если только… Избавиться от этой боли все-таки можно.

Интересно, который час? Отблески Темзы больше не пляшут по потолку. За окном все бело. Непроглядная белая стена.

«Снег».

Вот и снежный буран. Синоптики не ошиблись. Наручные часы показывают без пятнадцати два. Значит Алессия еще здесь, в квартире. Я выпрыгиваю из постели и влезаю в джинсы и тенниску с длинными рукавами.

Алессия в гостиной, моет окна. Грязные следы, которые я оставил, ввалившись на рассвете в квартиру, исчезли.

– Привет, – здороваюсь я и жду ее ответа.

Сердце у меня колотится как безумное. Такое ощущение, что мне опять пятнадцать лет.

– Добрый день. Как спали?

Она бросает на меня непроницаемый взгляд и опускает глаза на тряпку, зажатую в руке.

– Хорошо, спасибо. И прости за то, что я…

Глупо пряча глаза, я взмахиваю рукой в сторону дивана, где я так неудачно начал утро. Алессия кивает и в награду мимолетно улыбается.

У нее за спиной вместо привычного вида на реку и парк только кружатся снежинки – с каждой минутой снег валит все сильнее и гуще.

– В Лондоне такое редко увидишь, – говорю я, останавливаясь рядом с ней у окна.

«Мы что, будем с ней разговаривать о погоде?»

Она отступает на шаг, не сводя глаз со снежной пелены. Реки уже почти не видно – все скрывает белая стена снега.

Алессия вздрагивает и обнимает себя руками за плечи.

– Ты далеко живешь?

Как же она поедет домой в такой снег?

– В западной части Лондона.

– И как ты обычно добираешься?

Она несколько раз моргает, расшифровывая мои слова.

– Поездом, – наконец слышу я ответ.

– С какого вокзала?

– От Квинстон-роуд.

– Поезда, наверное, отменили.

Я подхожу к компьютеру, сдвигаю мышку, и на экране появляется фотография: Кит, Каролина, Марианна и я с двумя ирландскими сеттерами. На меня накатывают воспоминания. Решительно тряхнув головой, я открываю окно поиска и печатаю запрос.

– Поезда на юго-запад?

Она кивает.

– Их отменили.

– Отменили? – Алессия морщит лоб.

Ясно, не понимает.

– Поезда не ходят из-за снега.

– А…

Она снова морщит лоб и, кажется, произносит несколько раз слово «от-ме-ни-ли» – я вижу, как шевелятся ее губы.

– Оставайся здесь, – предлагаю я, стараясь не смотреть на ее губы.

Она не останется, нечего и надеяться. Особенно если учесть, что я вытворял утром.

– Обещаю, что пальцем тебя не трону, – подмигнув, говорю я.

Она качает головой. Слишком быстро отказывается, ни мгновения не подумав.

– Нет. Мне нужно идти.

Алессия крутит в руках мягкую тряпочку.

– А как ты доберешься до дома?

– Пешком, – пожимает она плечами.

– Не говори глупостей. Ты замерзнешь насмерть.

«В твоих-то изношенных ботинках и вытертой куртке, которой и нищий не возьмет?»

– Мне нужно домой.

– Хорошо, я тебя отвезу.

«Что? Я правда произнес эти слова?»

– Нет, – с чувством отвечает она и снова трясет головой. Ее глаза расширяются.

– Никаких «нет». Как твой… наниматель… я настаиваю…

Алессия бледнеет.

– Так-то вот. Пойду оденусь, – сообщаю я, взглянув на свои голые ноги, – и поедем. Да, кстати… – Я показываю на рояль. – Если хочешь сыграть, пожалуйста.

Я разворачиваюсь и ухожу в спальню, раздумывая, с чего вдруг я решил отвезти ее домой.

«Потому что это правильное решение?»

«Потому что мне хочется провести с Алессией побольше времени».

Он выходит из гостиной, шлепая по деревянному полу босыми ногами, и Алессия смотрит ему вслед. Он отвезет ее домой? И она будет с ним в машине – наедине?

«Разве это прилично?»

Что сказала бы мать?

Алессия будто наяву видит маму: руки скрещены на груди, на лице – явное неодобрение.

«А отец?»

Она безотчетно хватается рукой за щеку.

Нет. Отец точно не одобрит.

Он одобрял только одного человека.

Злого, жестокого мужчину.

«Не надо. Не думай о нем».

Мистер отвезет ее домой. Как хорошо, что она запомнила адрес дома, где живет Магда. Перед глазами встает написанный корявым почерком адрес на клочке бумаги, который стал ее спасательным кругом. Она вздрагивает и еще раз выглядывает в окно. Там, конечно, холодно, но если она поторопится, то успеет сбежать, пока Мистер переодевается, и не доставит ему хлопот. До дома Магды далеко. Хотя она ходила и не на такие расстояния. В тот раз пришлось брести шесть или семь дней, ориентируясь по украденной карте… Девушку снова охватывает дрожь. Те дни ей никогда не забыть. К тому же Мистер сказал, что она может поиграть на рояле. Алессия бросает на «Стейнвей» горящий взгляд, на мгновение сжимает перед грудью ладони и бросается в прачечную. Схватив там с крючка куртку, шарф и шапку, она спешит обратно, к роялю.

Сложив верхнюю одежду на стул, Алессия опускается на табурет перед роялем и делает глубокий вдох, чтобы успокоиться. Потом кладет руки на прохладные костяные клавиши. Рояль для нее – незыблемая скала. Дом, куда хочется возвращаться. Бросив еще один взгляд на бушующую за окном метель, она играет «Фонтаны виллы Д’Эсте», пьесу Листа, и музыка словно поднимается ввысь над клавишами, танцуя в вихре снежинок. Воспоминания об отце, днях скитаний и скорбном лице матери исчезают, стираются из памяти ледяными мазками мелодии.

Прислонившись к дверному косяку, я зачарованно слушаю музыку. Алессия играет феноменально, с точностью и страстью. Мелодия льется без малейших усилий.

Алессия сняла с головы шарф. Я допускал, что она его носит, следуя религиозным правилам, но, видимо, она просто надевает шарф на время уборки. Волосы у нее густые и темные, почти черные. Алессия играет, и из косы выбивается завиток, покачиваясь у нежной щеки в такт мелодии. Вот бы взглянуть на ее распущенные волосы поверх обнаженных плеч… Закрыв глаза, я воображаю Алессию без одежды, как часто делаю во сне, а музыка тем временем меня убаюкивает.