Но самое занимательное, что предоставила мне память на поднятые сегодня вопросы, так это воспоминание о давнем соседе, времён моего проживания в великолепном городке под названием К. Городок был милейшим местом из всех, где мне довелось пожить длительное время. Население сорок тысяч человек. Две главные улицы, три второстепенных, с пяток средних улочек и множество незначительных. На светофорах машины скапливаются только в семь вечера. По-видимому, в это время выезжают действительно все имеющиеся в городе машины. В остальное же время, из любой точки в любую, можно доехать за семь-восемь минут — не нарушая правил дорожного движения — и за четыре-пять — нарушая их. На тротуарах никто не соблюдает правило правостороннего движения, и немногочисленный поток плавно и неторопливо передвигается в хаотичном порядке. Именно плавно и неторопливо. Иногда у меня складывалось впечатление, что там никто никуда и никогда не спешил и не опаздывал. Чувствовалась какая-то свобода в манере передвижения тамошних людей. Словно они успевают насладиться течением окружающей их жизни. И в такой монотонной идиллии моё внимание приковывал очень нетипичный её соучастник. К этому осанистому шатену постоянно приезжали курьеры различных транспортных компаний, доставляющие огромные коробки с непонятно чем. Также его всегда можно было встретить идущим с почты и несущим какие-то посылки. Часто можно было наблюдать из окна, как они вместе с женой садились в старенький неприметный внедорожник и куда-то уезжали. Бывало, на несколько дней или даже недель. Очень уж интересовал меня сей персонаж. Хоть он и старался сливаться с местными жителями, он явно не был местным. Его одежда не была броской, но человеку, сведущему в качестве, легко можно было увидеть её принадлежность к высочайшей ценовой категории. Как потом выяснилось, его коллекция одних только туфель «Стефано Бемер» стоила ровно в три раза дороже его автомобиля и в десять раз дороже всего моего вместе взятого гардероба. Но тогда он был для меня настоящей загадкой. Я не мог понять, почему он живёт именно здесь. Почему не уезжает в другой город, если у него явно есть финансовая возможность это сделать? Что его здесь держит? Может быть, он занимается какой-то незаконной деятельностью или скрывается от правосудия? И в один из дней, когда я таки смог застать его отдыхающим на лавочке, завязалось наше знакомство. Он оказался ещё более странным человеком, чем мне представлялось ранее. На базе наших общих утренних занятий на турнике он мне поведал о своём образе жизни затворника и отшельника двадцать первого века. Оказалось, что, имея весьма солидный доход от какой-то дистанционной деятельности, он намеренно отказался от яркой столичной жизни. От шумных компаний и пышных торжеств. От бесконечных восторженных взглядов и лестных изречений о качестве своей личности. Он выбрал свежий воздух, экологически чистые продукты, красивую природу, спокойствие и тихую радость семейной жизни. И самое главное, как он сказал, — возможность принадлежать самому себе и свободно заниматься творчеством. Он писал картины и книги. Какие-то перемудрённые абстракции на холсте и философские заумности на бумаге, непонятно для кого и для чего. Картины он точно не выставлял, а издавал ли книги — я не знаю. Позже я читал лишь сырую версию одной из них в электронном виде. Дальнейшая судьба книги мне неизвестна. Отправляясь на отдых, они с семьей добирались на автомобиле до аэропорта ближайшего крупного города и улетали в нужном направлении. А всё необходимое для жизни и творчества он заказывал в интернет-магазинах. Объяснял всю эту конспирацию и закрытость он очень просто, говоря что-то вроде: «Если своими ресурсами я раздражаю окружающих людей, значит, я распоряжаюсь ими неразумно». И он умел не раздражать окружающих людей, при этом ни в чём себе не отказывая. Но происходящего никто не видел и не понимал. Всегда тёмные тона одежды и никаких внешних атрибутов роскоши. Он не вызывал возмущения людей своим существованием. Не вызывал у них зависти и ненависти. Он по-настоящему понимал значение фразы «счастье любит тишину». Понимал и воплощал её в жизнь. И когда я спросил его, с чего он вдруг решил так кардинально поменять свою жизнь и в какой момент к нему пришло озарение сделать это, — он поведал мне весьма необычную историю. Он рассказал мне о своём сне. Сне, разбившем вдребезги и заново построившем его мировоззрение.

Множество опрятно одетых людей со счастливыми лицами в большом закрытом помещении, границы которого находились вне поля зрения. Отчётливо понятен был лишь просторный холл, где и зародилось первоначальное действие. Происходящее напоминало не то ярмарку, не то выставку. Но важный нюанс заключался в том, что отсутствовала привычная для ярмарок и выставок суматоха. Складывалось ощущение осведомлённости каждого участника о своих действиях и целях визита. Да и я как будто бы тоже всё это знал. Состояние комфортное, относительно уверенное. Одет как все и ничем не выделяюсь. Такой расклад придавал дополнительного спокойствия. Прогуливаюсь, рассматриваю красивые нарядные столы, уставленные всякими непонятными штуками. Где-то штуки съедобные, где-то какие-то приспособления неясно для чего… Сажусь за один из столов с изумительными пирожными, и вместе со мной садятся ещё несколько человек. И только мы приготовились приступить к трапезе, как стол, вместе с находящимся под ним полом и стоящими на нём стульями, начал двигаться в сторону большой двери, расположенной в стене неподалеку. Возмущения, как, собственно, и страха, сие событие ни у меня, ни у кого из сидящих за столом не вызвало, лишь ощущение верно происходящего процесса с легким налётом удивления. Процесса, не до конца осмысливаемого, но отчетливо прочувствованного и принимаемого как должное. Мол, «поехали, и правильно!». Двери распахнулись, и за ними показалась аналогичная комната, опять же наполненная людьми. Проехав метров двадцать от входа, стол остановился, и все мои попутчики сошли со своих стульев, словно использовать стол с яствами по назначению не планировалось и всем было известно, что это лишь некий способ передвижения или транспорт, доставляющий до места назначения. К слову сказать, местом назначения не была сама комната, куда мы прибыли. Местом назначения, точнее «целью маршрута», был большой белый куб, метра по три с половиной в гранях. Куб стоял ближе к центру комнаты, и рядом с одной его стороной толпились люди. И судя по моим непродолжительным наблюдениям, толпились они для того, чтобы, пройдя сквозь одну из его сторон, выйти с противоположной. Нюанс заключался в том, что входили в куб обычные нормальные люди, а с другой выходили какие-то надутые гелием пустышки, напоминавшие кукол-манекенов, привязанных к полу, чтобы не улетели. Но эти передвигались самостоятельно, просто имели такой внешний вид. Создавалось впечатление, что, выходя из куба, люди почти полностью теряли вес. Они словно не контролировали свои руки и головы, и те медленно болтались из стороны в сторону. Ноги же, как в замедленной съемке, брели вперед. Было ощущение, что они вот-вот улетят вверх, как гелиевые шарики. Зрелище было жутковатое, и мне стало не по себе ещё и от того факта, что никого, кроме меня, происходящее не смущало. В попытке объяснить для себя происходящее, я подошёл к одному из толпящихся рядом с кубом человеку и поспешил поинтересоваться:

— Что происходит с этими людьми? Почему они так выглядят, когда проходят через куб? И что это вообще за куб такой?