— Снова ты умничаешь, — небрежно отмахнулся В, — а базовых вещей не знаешь. Как оказалось, тебе неизвестна простая истина, что ценности у всех людей свои. И счастье — это реализация своих ценностей. И если какой-то человек реализует свою «жажду бесконечной наживы», как ты выразился, это значит, что он реализует свои ценности, и, следовательно, он счастлив. Каждый в своей жизни реализует то, что считает нужным. Каждый человек «усложняется» и следует твоему ЗУМу в интересующем его аспекте жизнедеятельности. И зарабатывание денег не исключение.

— В таком случае, — оценив ситуацию и ощутив перед собой тупиковую ветвь диалога, Мотя попытался зайти с другой стороны, — и маньяк, убивающий людей, тоже счастлив. Или насильник. Ведь он реализует свою ценность по убийству или изнасилованию людей. Так получается?

— Это абсолютно разные вещи! — на лице В выступило нескрываемое отвращение от Мотиной попытки смешать воедино его ценности по обогащению и ценности приведенных им в пример людей.

— Отчего же разные? — пожал плечами Мотя. — И жаждущему бесконечной наживы, и маньяку с насильником доставляет удовольствие управлять жизнью других людей и распоряжаться ей по собственному усмотрению. В обоих случаях человека интересует власть над жизнью другого человека. Ведь ты же сам говоришь, что конечная цель денег именно в обретении власти над жизнями людей? Но если для человека ценностью является факт власти над жизнями других людей, то такой человек является озлобленным лицемерным рабом и не кем иным.

— Рабом? — сморщив лоб, презрительно переспросил В. — При чём здесь рабом-то, да ещё и лицемерным?

— Потому что только раб, — чеканил в ответ Мотя, — может сформировать такую ценность, как «жажда власти над жизнью другого человека». Как говорил Марк Туллий Цицерон: «Раб не мечтает о свободе, раб мечтает о своих рабах». Если человеку с самого раннего детства окружающий мир отказывал в возможности самостоятельно выбирать ценности и быть свободным, то и он отвечает окружающему миру тем же. Он мстит за свою беспомощность. Если человека с детства ограничивали в свободе действий, то всё, о чём он мечтает, — это иметь возможность ограничивать свободу действий другим. Он начинает считать пиком прогресса возможность навязывать другому человеку свою волю. Из человека получается раб, ищущий себе рабов. Свободный же человек никогда не ставит своей целью покорение и порабощение воли других людей. Свободному человеку не нужны рабы. У него нет потребности навязывать свою волю. Его единственная потребность — самому оставаться свободным. Свободного человека интересует власть лишь над своей собственной жизнью. Он, наоборот, старается дать свободу как можно большему числу окружающих его людей. Он хочет усложнять других людей и делать их сильными. Ведь чем больше вокруг него свободных людей, тем более качественно он может реализовывать себя как человека свободного. Если вокруг будут лишь свободные люди, то никто не будет посягать на его свободу воли. А жить в окружении рабов невыносимо. Рабы постоянно мешают свободному человеку жить полноценной жизнью. Поэтому задача свободного человека — это общество свободных людей, наслаждающихся своей свободой воли и свободой других. Власть интересует только рабов, находящихся в чьей-то власти. И самое страшное, что такие вот соискатели власти рассматривают власть как самоцель. У них нет стремления построить что-то с помощью обретённой власти или управлять людьми для совершенствования их блага. Совсем нет. Всё, что их интересует, — лишь сам факт власти. Обретение власти — это их конечная цель, за которой нет ничего. Именно поэтому жадно гоняющиеся за властью люди столь бесполезны на своих местах при её достижении. Ведь весь их профессионализм и заключается в умении воевать за власть, а совсем не в навыке созидательно ей распоряжаться. Немногие это понимают, и оттого часто путают высокое положение человека в иерархии той или иной структуры с его компетентностью в ней. Удивляются, например, некомпетентности высокопоставленных чиновников. Мол, «как же так — такой высокий чин, а дуб дубом!» А всё потому, что вся компетентность некоторых людей и заключается только в умении добыть для себя власть. А умение добывать власть заключается в умении угодить одним людям и подавить людей других. Подобное умение не имеет никакого отношения ни к какой созидательной профессии или деятельности. Только виртуозное владение интригами и коварством да лестью с подхалимажем. И такой вот честолюбивый добытчик власти с неуёмной жаждой подавлять свободу других — это самый опасный и разрушающий общество паразит. И ультимативная мечта такого паразита — поставить перед собой весь мир на колени. Потому что раб желает подавлять других людей и делать их слабыми. В этом стремлении и заключён человек, считающий факт власти над другим человеком ценностью — озлобленный лицемерный раб. Оттого восхваляемый тобой человек, жаждущий бесконечной наживы и власти, ничем не отличается от маньяка с насильником. И тот и другой — рабы, живущие за рамками созидательных мотивов в одном лишь разрушении жизней других людей. Эти люди одинаково лишены любви к окружающему миру. А быть рабом, лишённым созидательных проявлений и мотивов, — это далеко не предел совершенствования по Закону усложнения материи. И поэтому ты сильно заблуждаешься, считая реализацию жажды власти и наживы — следованием Закону усложнения материи.

Повисла тишина. Ничего подобного я никогда не слышал. Я никогда не мыслил в подобной плоскости. Что люди, гоняющиеся за властью над другими людьми, — лишь рабы, мечтающие о своих рабах. И как бы такой раб ни удовлетворял свою жажду — он всегда несчастлив, ведь он всегда остается рабом и сам знает об этом… Кстати, мне почему-то вспомнился вчерашний разговор с В и мой пример с королём на шахматной доске, заботящимся о других фигурах. Теперь я, кажется, понял, где в моих рассуждениях была ошибка. Забота о развитии фигур — это абсолютно верное понимание. Но ошибка в том, что эту заботу не нужно рассматривать с позиции короля. Забота о развитии других фигур крайне важна с позиции точно такой же фигуры. Ведь если все фигуры рядом со мной становятся сильнее, то это создаёт более сильную структуру для меня самого. Ведь я являюсь её равноценной частью. И если я усложняюсь вместе с другими людьми, то и весь мой социум, являющийся окружающим меня жизненным пространством, тоже усложняется и преображается. И мне не нужны рабы, потому что я не король. Я такая же фигура, как и все вокруг. Все люди — это одна большая однородная масса фигур. Точно! Люди как снег — каждая снежинка уникальна сама по себе, но в своей массе все уникумы и являют собой однородную массу. Звучит парадоксально, но люди представляют собой «однородную массу уникальных личностей». Да, именно так! Именно это я и имел в виду в тот раз, но просто не учёл этот нюанс и поэтому зашёл на тему шахматных фигур со стороны какого-то нелепого короля. Теперь всё встало на свои места!

— Истинную свободу, — словно оскорбившись, бормотал В, — человеку могут подарить только деньги. Нельзя быть свободным без денег.

Рядовой человек, услышав в споре такое откровенное выдергивание своих слов из контекста при полном игнорировании сути сказанного, тут же взорвался бы и перешёл либо на ответные извороты со стремлением уколоть оппонента, либо, того хуже, на прямые оскорбления. Но спровоцировать Мотю на негативный эмоциональный выпад последний раз было под силу его брату много лет назад. Когда Мотя только пришёл в социальные сети и решил познакомиться с какой-нибудь девушкой. А брат, создав фейковую женскую страницу, две недели переписывался с ним от лица девушки и назначил встречу. Где Мотю поджидали переодетые в гопников друзья брата из тренажёрного зала. Сказать по правде, друзьям Мотиного брата не обязательно было переодеваться в гопников, чтобы быть на них похожими. Но переодевание всегда фигурирует в этой истории, и поэтому опускать его было бы нечестно по отношению к ним. Инцидент был благополучно исчерпан, и в настоящее время является предметом забавных воспоминаний за праздничными столами. Понимая особенности человеческой психологии или каких-то личностных качеств собеседника, Мотя каким-то непонятным образом всегда умудрялся «понять и простить» любое негативное проявление человека в свой адрес. Он просто понимал, почему человек ведёт себя тем или иным образом, и подстраивал свой диалог под модель восприятия конкретного человека. Отчасти эта неконфликтность объяснялась уравновешенным темпераментом и в целом довольно спокойным нравом самого Моти. Но, как он утверждал, это было вовсе не по причине страха противостояния, а из-за действительного понимания Мотей внутреннего состояния оппонента и причин его действий. Мотя объяснял своё поведение своеобразной эмпатией. Брат же его так не считал и часто пытался пристыдить Мотю за излишнюю терпеливость к обидчикам и, как он считал, Мотину трусливость к конфликтам. Но сколько он ни приучал Мотю «опохмелять говорливых левым в печень», тот так и не поддался.