«Как бы мэр» провел рукой мимо лица, словно умываясь воздухом. Блондин начинал ловить себя на мысли, что он слишком часто сравнивает это место с Златногорском, всматривается, пытается понять, что сделано так, а что — нет. Это начинало походить на паранойю, которая, хвала небесам, с каждым днем все утихала и утихала. Хотя, Платз все же понимал, что это никакое не психическое расстройство: его внезапно вырвали из без пяти минут его же города, точнее — у него нагло отобрали эти пять минут, которые сделали бы город окончательно его. И тогда дела Златногорска пошли бы еще лучше — без Бурббона, будь он проклят.

В мысленном море брюхом вверх всплыл образ официального мэра города, и Платз нервно заколотил пальчиками по прилавку. Хозяин магазина, видимо, услышавший этот звук, принял его на свой счет и закопошился еще больше.

— А еще, — продолжил Платз тираду мыслей, — это все от недостатка общения. Да, все-таки, когда ты турист, да еще и один, да еще и гонимый жаждой мести — приходится тяжело.

«Как бы мэр» был абсолютно прав в том, что не сходил с ума — все эти всплывающие аналогии с Златногорском появлялись скорее из чистого интереса. А постоянные размышления о том, что торговцы (и прочие предприниматели) Сердца Мира делают все не так и немного не дотягивают до своих Златногорских коллег возникали сугубо из-за профессиональной привычки (хотя, назвать уж прямо профессиональной ее можно было с большой натяжкой). Но шестеренки Сердца Мира, как успел заметить Платз с точки зрения не столько туриста, коим и являлся, а профессионального наблюдателя, крутились так же четко, как Златногорские — если даже не лучше. Только вот блестели они в разы меньше: деньги работали, но делали это без должного им… азарта, наверное.

— И все же я нашел! — мираж мыслей был разбит копьем голоса хозяина «Вкуса и цвета». — Постоянно кладу их в ящики подальше, пора бы уже клеить этикетки на все шкафчики…

— А зачем вы прячете их так? — полюбопытствовал Платз, звеня философами в кармане. — Они же, вроде, не запрещены. Что, спросом не пользуются?

— Да нет, просто они… не столь привлекательны. Понимаете, глаза на них не бросаются мгновенно — слишком простые колбочки. А я стараюсь…

— Да, я заметил, — улыбнулся «как бы мэр». Стеклышки круглых очочков азартно сверкнули. Произошел древний бартер — золотые и сверкающие монеты поменялись местами с двумя обычными колбочками, залитыми розовой жидкостью. Да, это были определенно эликсиры Хаи — никаких излишеств, все просто — но по делу. Глас горстки золотых монет, которые хозяин с акробатическим умением спрятал куда-то, влился в общую мелодию философов.

Блондин в золотом костюме надел шляпу, поправил ее, и прежде, чем уходить, еще раз оглядел магазин, словно просканировав каждую баночку, как какой-то фантастический робот.

— Да, наша школа.

— Что? — хозяин магазина замер.

— Да так, я о своем. Благодарю! — «как бы мэр» потряс колбочкой в воздухе. Розовая жидкость Эликсира Молодости поблестела, после чего сосуд отправился во внутренний карман.

Сопровождаемый прощальным звоном дверных колокольчиков, Платз вышел на улицу, спустился с низкого крылечка и вытащил помятый листочек. Верхняя строка уже была зачеркнута, и глаза блондина съехали на надпись, что располагалась ниже. Он пошевелил губами, запоминая адрес — и принялся убирать ценную бумажку обратно. Тут кто-то, явно не смотрящий вперед, врезался в Платза.

— Можно же не стоять… не стоять!.. столбом посреди улицы, — крикнул пробегавший словно в пустоту и поспешил дальше.

«Как бы мэр» иронично вздохнул и отправился по своим делам, которые хотел поскорее закончить.

Ширпотрепп же продолжил нестись вперед — а потом внезапно остановился с таким лицом, словно вспомнил о не выключенном утюге, развернулся и поспешил обратно. Когда он добрался до того места, где чуть не сшиб своего кумира, то тяжело вздохнул — Платза уже и след простыл.

Каркнул ворон, и откуда-то с неба ему ответила чайка (или же, птицы просто решили проверить, кто кого перекричит). Но перекричал всех господин Ширпотрепп — он шикнул на ворона так, что тот вспорхнул и полетел подальше от этого ненормального (естественно, ориентируясь своим, птичьим пониманием адекватности и отсутствием таковой). Чайка решила последовать примеру черного коллеги — от греха подальше.

Черная птица, или же — черный птиц, не будем устраивать очевидного сексизма, долетел до порта и пристроился на деревянные перила, что огораживали городскую сушу от морских волн. Вороны не совсем любили это место — в основном из-за того, что вода была не их стихией. Второй причиной не столь большого обожания этого места были чайки — в птичьем мире порты, портовые территории и также портовые города считались землей этих наглых, но белых, как ангелы, пернатых.

Ворон, по какой-то неведомой человечеству причине, решил, что в порту шикающих сумасшедших не будет. Но он ошибся, хоть и на пятьдесят процентов — с точки зрения теории вероятности, очень неплохой результат, тем более — для птицы.

За последние несколько дней к сумасшедшим города прибавился еще один человек.

— Вы посмотрите! — раздался крик ринувшегося к перилам Ромио. Ворон, едва только заслышав голос, рванул в небо и дезертировал — хотя, в других культурах такие действия называют тактическим отступлением.

— Почему ты решил орать? — вздохнула Лолли, «рожки» на голове которой слегка качались на ветру.

— Вы что, не узнаете? Это же тот корабль, на котором мы приплыли!

Инфион и Лолли подняли головы на огромную махину, которая была пришвартована вдалеке — сперва в глаза бросалось лишь огромное бронзового цвета колесо с лопастями, которое глазом какой-то твари не от мира сего подмигивала троице. Простая оптическая иллюзия от бликов солнца — но выглядит настолько реалистично, что в пятки уходит не только сердце, но и все остальные органы. Из огромных труб на палубе валил пар — судно готовилось отчалить. И как же все-таки хорошо, что для плавания не нужен был уголь. Генератор, находившийся в трюме, буквально всасывал находящуюся вокруг магию, которая заставляла крутиться огромное гребное колесо. Пар вырывался из труб лишь по той причине, что условный «двигатель» приходилось охлаждать — так, на всякий пожарный, мало ли что. Да и трубы, с точки зрения создателя махины, смотрелись классно.

— Он что, отчаливает? — волшебник прищурился. А потом, словно в подтверждение своих слов, услышал громогласный гудок.

— Ты подумал о том же, о чем и я? — работница Борделя буквально уставилась на Инфиона.

Теория вероятности, как всегда, играется и с этой фразой — обычно, оказывается, что оба человека, сказавших сие выражение, думали о кардинально разных вещах. Но в этот конкретный случай раз, мысли действительно совпали.

И вот, все трое уже бежали в сторону причала. Хотя, говоря честно, романтик просто торопился следом, ведомый стадным чувством — его в общую мысль никто не посветил.

Ломая все законы жанра, они успели — судно еще не отчалило. Палубу, нагруженную коробками, драил все тот же молодой матрос — и, как оказалось, молодой матрос с феноменальной памятью. Увидев троицу, он отставил швабру и помахал им рукой.