- Да, помню, мама мне тогда рассказала о вас.

Судя по тому, что мама говорила, именно эта дама была главным действующим лицом в настойчивых уговорах избавиться от меня, в переоформлении квартиры и угрозах на случай, если мама решит что-то ещё требовать от отца. Вряд ли она проявит ко мне участие. Надежда попросить о помощи гаснет…

Хотя если взглянуть с другой стороны, всё не так уж плохо: они не отказались от финансовой ответственности и отдали маме двухкомнатную квартиру в столице. Пусть в счёт алиментов. Но вряд ли многие залетевшие провинциалки могут на такое рассчитывать.

- Что случилось? Почему ты здесь? Тебя кто-то обидел?

Вот уж точно, она – последний человек, которому я буду жаловаться на маму!

- Меня выписали из больницы. Я маму жду.

Отчасти это правда. Я всё ещё надеюсь, что она одумается и вернётся за мной. Ведь она не может меня вот так бросить? Как бы ей ни задурили голову сектанты, материнский инстинкт у женщины должен быть сильнее!

- А слёзы по какому поводу?

Женщина говорит не зло, а участливо. Возможно, она – мой единственный шанс ночевать сегодня не на улице. Но не могу я подставить маму и рассказать ей правду! Что же делать?

- Просто после болезни я очень нервная и плаксивая стала.

- Валя скоро приедет за тобой? Время-то уже позднее. Ты звонила ей?

- Я телефон дома оставила, – отрицательно мотаю головой.

- Таня, что-то я не понимаю. Тебя выписали из больницы, но ты, вместо того, чтобы дождаться в палате, когда мама заберёт тебя, зачем-то вышла во двор, сидишь тут и слёзы льёшь. Выглядит очень странно. Мама точно придёт за тобой?

- Надеюсь…

- Она знает, что тебя выписали?

- Да…

- Давай так. Я подвезу тебя домой, а ты позвони с моего телефона матери и предупреди, чтобы ехала сразу туда.

И что делать? Как признаться, что нет у меня теперь дома? А ведь квартиру они переписали на маму для меня, чтобы мне было где жить…

Женщина протягивает мне телефон, снимая жестом блокировку.

- Звони и поедем.

Набираю мамин номер. Внутри всё замирает. Больше всего на свете я мечтаю, чтобы она сказала, что ждёт меня за углом или хотя бы на вокзале… Но чуда не случается.

- Мама, ты где?

- Какого чёрта ты звонишь с её номера? – рявкает, не отвечая на мой вопрос. – Настучать на меня решила?

- Ты где? – повторяю в надежде, что она не услышала.

- В электричке еду, почти приехала на место. А ты, предательница, забудь мой номер!

Как только договаривает, сразу бросает трубку. Набираю ещё раз, но она больше не отвечает.

- Ну что? – выжидающе спрашивает Людмила Макаровна.

- Она что-то перепутала, наверное.

- Так почему ты не сказала ей то, что я просила?

- Она за городом.

- А ключи у тебя есть?

Мотаю головой.

Когда я была маленькая, нам в подъезд подбросили котёнка. Он жалобно пищал, тыкался в каждую дверь и с надеждой в глазах бежал за каждым вошедшим в подъезд. Но никто его к себе не брал. Я умоляла маму приютить малыша, но она была непреклонной… Сердце кровью обливалось, когда я думала, каково это – потерять маму и остаться одному в неизвестном месте. Теперь я чувствую себя таким котёнком – брошенным, никому не нужным, без надежды вернуть свою прошлую стабильную жизнь. Все былые проблемы и трагедии кажутся ерундой по сравнению с катастрофой, разыгрывающейся сейчас в моей жизни.

- Ладно, поехали ко мне. Не оставлять же тебя тут.

Она произносит это таким тоном, будто делает мне огромное одолжение, отчего мне становится не по себе. Впрочем, это и есть одолжение с её стороны, а потому не стоит обижаться или удивляться. Альтернативы у меня в данный момент нет. Я ведь даже в общежитие университета не могу поселиться, пока не начнётся учебный год, да и не хочется видеться со знакомыми...

А как вообще жить дальше? Где брать деньги хотя бы на кусок хлеба? Танцы мне на ближайшее время категорически запретили. Ноутбука для работы у меня нет, и я уже совсем не удивлюсь, если его постигла участь моего телефона. На нём было много важной информации. Стараюсь не думать о том, как я её теперь буду восстанавливать. Мне бы для начала определиться с кровом над головой…

Тяжёлые мысли ранят и не дают покоя. Я в западне…

После завтрака одеваюсь. Меня приютили тут на ночь, но пора бы и честь знать. И хотя квартира большая, а бабушка живёт в ней одна, не уверена, что она будет счастлива, если я задержусь тут на дольше.

- Куда собралась? – спрашивает она грозным голосом. – Мать вернулась в город? Ты с ней созвонилась?

- Нет…

- Значит, звони. И будешь тут, пока она не вернётся. Нечего тебе по улицам скитаться после болезни. Побереги здоровье.

Она давит меня тяжёлой энергетикой, заставляет нервничать. Не могу даже в одной комнате с ней находиться. Но выхода нет…

Мамин телефон не отвечает. Сколько я смогу тут жить? Неизвестно. И какой выход из ситуации?

- Я тут кое-какие справки навела, – заявляет мне Людмила Макаровна спустя несколько дней. – Мамаша твоя с работы уволилась, квартиру продала… Что ж ты мне ничего не сказала?

- Я не знала, что уволилась, – всё, что могу сказать в своё оправдание.

- А тебя, стало быть, кинула.

- Я сама не захотела с ней ехать!

- Сама? Предпочла вечно сидеть в больничном дворе и слёзы лить?

Какая же она жестокая и бессердечная! Как она может так говорить?

- Ладно. Будешь жить пока тут. С врачом твоим я поговорила, завтра пойдём в клинику, где ты будешь дальше наблюдаться. Не реви, – замечает мои слёзы. – Прорвёмся. Твой отец – чемпион. Надеюсь, характером ты в него пошла, а не в свою легкомысленную мамашу.

А я и сама не знаю, что хуже – быть непорядочным чемпионом, который бросил дочь в трудный момент и отказался покупать жизненно необходимые лекарства, или легкомысленной и доверчивой дурой.

Словно читая мои мысли, бабушка продолжает:

- Гриша, кстати, сказал, что мать твоя недавно звонила, денег требовала непомерную сумму на твоё лечение.

- Нужно было купить дорогие лекарства, в больнице их бесплатно не