Он спас меня из застенка, именуемого приютом для обедневших девиц благородного сословия — спас совершенно бескорыстно, он ведь тогда не знал, что, выйдя на подмостки, я принесу немалый доход ему и труппе! Он никогда ни к чему меня не принуждал, всегда позволяя оставаться собой — даже на ту единственную сумбурную ночь я согласилась сама, из любопытства… Его одного не обманули мои надсадные стоны — он оценил моё актёрское мастерство, и только. Он знал о философии «картошки» и «шпината»; он видел меня насквозь, он знал обо мне всё — до того самого момента, как в жизни моей объявился Луар Солль.

Вряд ли Флобастер станет мною торговать. Нас слишком многое связывает… И всё же ему не следовало обнадёживать хозяина гостиницы. Я же понимаю, он его обнадёжил… Зачем?!

Я замедлила шаг, и в глазах моих стыли слёзы. Вместо того, чтобы заступиться… Из-за денег? Из-за этой проклятой скидки?

Мне показалось, что меня предали. На мостовой застыли обращённые в лёд помои; я не поднимала головы и потому сперва увидела лишь высокие дорожные сапоги.

Потом будто что-то толкнуло меня в затылок, я подняла красные глаза — прямо передо мной неспешно шёл Луар Солль, и обветренное лицо его было бесстрастно, как у человека, совершающего ежедневную надоевшую прогулку.

— Луар!!

Он обернулся — без удивления, будто его то и дело окликают. Брови над отрешёнными глазами чуть сдвинулись:

— А… Танталь…

Я готова была поклясться, что он с трудом вспомнил моё имя.

Впрочем, в тот момент мне было не до гордости; я едва удержалась, чтобы не схватить его за рукав:

— Здравствуй…

Он кивнул в ответ. Казалось, он постоянно складывает и делит в уме многозначные числа.

Мы пошли рядом; он явно не собирался примеривать свой широкий шаг к моему, и поэтому мне приходилось почти бежать.

— Луар…

Он чуть повернул голову, и в уголках его рта мне померещилось подобие улыбки. Странно, но горло моё сжалось при одной только мысли, что хорошо бы коснуться его и пойти с ним, и жить в одном доме, и вечно спать в одной постели… Почему — нельзя?

Он отвернулся. Нет, это была не улыбка — просто губы стянуло запёкшейся коркой.

— Луар… Ты…

Надо было спросить, был ли он в Каваррене и говорил ли с отцом, но слова не шли с языка. Нельзя так напрямик спрашивать… Он же понимает, чего я жду, какого ответа…

Он не понимал. Он жил в своём мире, отделённом от меня прозрачной скорлупой — от меня и от той ночи в повозке, в холщовом домике, на осеннем ветру…

На мгновение я похолодела от суеверного ужаса — а Луар ли это? Не призрак ли погибшего на большой дороге паренька, такой повзрослевший, равнодушный призрак?

— Извини, — сказал он всё так же отрешённо. — Я не о том.

Я так удивилась, что на секунду даже отстала:

— Не до… не о чём?

— Потом, Танталь.

Он пошёл быстрее; это равнозначно было приказу убираться. Сама не понимая, что делаю, я бежала рядом, будто на привязи; потом остановилась и крикнула ему в спину:

— «Смоляной бык»! Постоялый двор «Смоляной бык»!

Он не обернулся.

Некоторое время я висела между небом и землёй, выбирая, удариться ли в плач, отдаться ли в отместку хозяину двора либо предпринять что-то ещё; спина Луара маячила впереди, он уходил всё дальше и дальше — и, стиснув зубы, я решила отложить истерику на потом.

Он явно не бродил неприкаянно — он шёл к какой-то хорошо известной ему цели; его ноги были почти вдвое длиннее моих — но у меня зато было упрямство, какое Луару и не снилось.

Я пошла следом. Куда и девался холод; спина моя взмокла, щеки мои горели, изо рта равномерно вырывался пар — непосвящённый, верно, решил бы, что перед ним обращённый в девушку огнедышащий дракон. Не упуская из вида Луарову спину, я одновременно должна была смотреть под ноги, чтобы не поскользнуться на корке замёрзших нечистот; волоча за собой потеющий задыхающийся хвост, Луар вышел к городским воротам, свернул с широкой дороги и двинулся вдоль стены.

Никогда раньше я не бывала здесь. Тропка тянулась узкая, но уверенная и протоптанная; вскоре впереди показалось некое подобие железной ограды, и я поняла, что попала на кладбище.

Луар остановился, оглядываясь; вспомнив об укрытии, я юркнула за выступ городской стены. Впрочем, Луар всё равно бы меня не заметил ему было «не до того».

Из покосившегося домика выполз сторож; ещё издали Луар позвенел ему кошельком с монетами, и повадки старичка враз помолодели.

— Я ищу могилу, — сказал Луар.

Я насторожилась.

Старичок поклонился до земли:

— Как же… Затем и приставлены… Кого ищет юноша?

— Отца, — бросил Луар.

Я вжалась в стену щекой. Эгерт… Небо, Эгерт… Что же это, небо, что с ним случилось… За что…

— О-о, — протянул старичок с уважением. — Вы нездешний, стало быть… Звали-то вашего батюшку как?

Я обхватила плечи руками. Бедный Луар… Теперь всё понятно. Эти пустые отрешённые глаза…

Мотались по ветру спутанные ивовые ветки — целые колтуны голых жёлтых веток. Из-под тонкого слоя снега пробивалась бурая, как свалявшаяся шерсть, трава.

— Э-э… — снова протянул старичок. — Звали-то… Вашего батюшку…

— Фагирра. Фар Фагирра.

Мне показалось, что мои уши подло лгут. Старичку, по-видимому, показалось то же самое:

— Э… — промямлил он испуганно. — Как-как?!

— Фагирра, — бесстрастно повторил Луар. — Служитель ордена Лаш. Вы знаете.

Старичок подался назад; я издали видела, как дрожат его руки:

— Он… тот?

Луар вытащил из кошелька новую монету. Старичок отступил ещё:

— Стало быть… Тот самый… Фагирра?

Имя далось ему с трудом — как грозное, запрещённое к произнесению проклятие.

— Да, — сказал Луар уже раздражённо. — Где он похоронен?

— За оградой, — отозвался старичок глухо. И добавил что-то — я не расслышала.

Луар звякнул кошельком:

— Покажи.

Несколько секунд старичок колебался; потом поёжился, взял протянутую монетку и боком, как паук, побрёл прочь от ограды.

Луар последовал за ним.

* * *

Бормоча и озираясь, сторож трусил впереди. Оцепенение, владевшее Луаром несколько последних дней, понемногу сменялось смутным беспокойством — а может быть, ожиданием; он не разбирался в своих чувствах и не давал им названий, а просто шёл вслед за сторожем, слушая, как с каждым шагом ухает болью тяжёлая голова.