Еще в конце восемнадцатого века Джорджа Вашингтона на полном серьезе пытались отравить спелыми красными помидорами. Как ни странно прозвучало для заговорщиков, будущий гарант конституции выжил. Вдобавок, явно насмехаясь над поваром-отравителем, надежда американской демократии настойчиво требовала добавки. Недаром глухо поговаривали, что он состоит в масонских рядах: тем ведомы секреты всех ядов и тайные противоядия, а может быть, просто сказалась врожденная устойчивость к томатам. Я с трудом сглатываю, так захотелось тяжелого сочного томата. Дело в том, что с раннего детства я проникся страстью к этому овощу. Помню, даже маму называл своей любимой помидоркой.

– Приступим, помолясь, – плотоядно облизывается Гектор.

Я согласно киваю, в руках у нас хищно поблескивают ножи, глаза горят, слюни – как у сенбернара, то есть стекают на грудь. Мгновенье – и мы кидаемся в атаку. Когда через каких-то полчаса мы бессильно отваливаемся на спинки стульев, сомнений не остается: победа за нами. Стол выглядит сиротливо, пустая посуда, жалкая горка костей да пара крошек – вот все, что осталось. Два кувшина из-под вина лежат на боку, но пьяным я себя не ощущаю. Вино довольно слабое, это вам не медицинский спирт. К тому же, если хорошенько подумать, а что еще здесь пить взрослому мужчине?

Кофе нет, чай не распространен, сидром, что ли, запивать? Надоело, он сладкий, и вообще. Вот кваску бы я хлебнул от души, но боюсь, что пенный напиток здесь появится лет через четыреста, вместе с казаками.

На четвертом месяце пути, когда появились первые признаки приближающейся зимы, мы подъезжаем к замку Ла-Котонель. Возведенный на верхушке холма, замок выглядит… грозно. Вид его словно говорит: тут не пройдешь. Пока я восхищенно мерю взглядом высоченные стены и гордо возносящиеся башни, Гектор рассеянно замечает:

– Остался от тамплиеров. Сто лет назад воины Филиппа Красивого ухитрились взять храмовников так неожиданно, что из трех тысяч замков по всей Франции только два-три успели захлопнуть ворота перед королевскими войсками.

– Что-то слышал, – признаюсь я, – вроде бы тамплиеры готовили государственный переворот, целовали в грязный зад самого дьявола, а еще у них была чертова куча денег.

– Вот-вот, – назидательно кивает Гектор, – именно, что была! Все золото и серебро храмовники ухитрились вывезти за день до начала арестов. Даже под жестокими пытками гроссмейстер ордена Яков Молэ, а с ним и прочие тамплиеры не открыли тайну пропавших сокровищ. Учись, как надо себя вести настоящему рыцарю!

Я послушно киваю: время от времени Гектор пытается привить мне ценности, принятые в рыцарском мире. Увы, век рыцарства на исходе. Бурное развитие городов и огнестрельное оружие в ближайшие пятьдесят – семьдесят лет уничтожат бронированных конных воинов как класс. Они останутся жить только в книгах и красивых легендах. Вот интересно, хоть в чем-то люди здесь более простодушны, чем мы, или же рыцарь попросту лукавит? Бросаю быстрый взгляд на суровое, словно высеченное из камня лицо. Твердые губы крепко сжаты, глаза сощурены, непривычно хмурый лоб собрался в такие складки, что утюгом не разгладишь. Похоже, Гектора что-то беспокоит.

А вот на мой взгляд, все в той давней истории кристально ясно. И в двадцать первом веке, да и в четырнадцатом, когда приключилась та история с тамплиерами, всем управляют люди, заведующие деньгами. В умных толстых книжках, написанных скучно и обстоятельно, указывается: именно тамплиеры придумали банки и векселя, ввели понятие «личный счет клиента», «опутали сетью денежно-товарных отношений» всю Европу.

Или же все гораздо проще, и это банкиры придумали тамплиеров? Для защиты и в качестве вызывающе яркого фасада, как этакого своеобразного вице-председателя Фукса? История, конечно, давняя, теперь концов не найдешь. Архивы наверняка подчищены, да и попробуй попросись в те хранилища. Только заикнись, тут же полоснут бритвой по горлу, и ага: пишите письма, шлите телеграммы! Но для начала, конечно, попытают, не без того: признавайся, гад, от кого узнал, что есть такие архивы, а в них документы грудами. Кто послал тебя?

А ведь есть, не может не быть таких архивов, где хранится подлинная история мира. Вот только не попасть, даже одним глазком не заглянуть; многие пытались, да только где они сейчас? То-то и оно, что нигде, сгинули, исчезли, растворились безвозвратно. В одной России за год сто тысяч человек бесследно пропадает, по всему миру счет на миллионы идет. Кто будет искать скромных тружеников науки среди той толпы, кому это надо?

Пожалуй, только спецагенты Малдер да Скалли смогли бы разобраться, других кандидатов не вижу. Думаю, история с тамплиерами выглядела примерно так: банкиры, истинные владыки ордена, загодя были предупреждены. Наверняка кто-то из приближенных французского короля Филиппа Красивого состоял у них на жалованье. Да и сам Папа Римский Клемент V, давший разрешение на разгром храмовников, постоянно имел острую нужду в деньгах. Тайну, за какую гору золота не пожалеют, долго не сохранишь, как ни старайся. А какого размера вознаграждение можно было отхватить! Да тут не только детям, внукам-правнукам не потратить!

Нет, зачем же так грубо, никто и не подумал сунуть доносчику кошельки с золотом или бриллианты россыпью. Так поступает лишь тот, кто в грош не ставит верных агентов. Можно и нужно иначе: выгодная женитьба, внезапно умрет богатый родственник, или во время обыска в захваченном замке совершенно случайно благородный рыцарь найдет скрытый тайник. А есть и иные варианты, гораздо красивее…

Если бы истинный глава ордена узнал о грозящем нападении, беспокоился бы он о вывозе сокровищ? Подумаем немного и ответим: «Да, сразу же после того, как сбежал бы сам. А скорее всего, представляя характер рыцаря, гроссмейстер напал бы первым, и неизвестно еще, кто победил бы в той схватке. Эх, господин Молэ, тебя же попросту подставили, а ты умер на костре, так и не поняв смысла происшедшего!»

Настоящие хозяева ордена тихо пропали со сцены истории, разумно рассудив, что в качестве тамплиеров они слишком на виду. Незаметнее надо быть: говорить тихо, ступать мягко, пристально в глаза не смотреть. Или все еще проще? Не банкиры ли устранили руками Филиппа всю эту мишуру – крикливых гордых рыцарей, какие только и умеют бесконечно требовать денег на крестовые походы, кровопролитные войны, роскошные балы и пышные многодневные охоты с тысячами загонщиков. А вместо того надо трудиться, торговать, преумножать, а не тратить бездумно!

Я спохватываюсь, за последние полдня Гектор едва пару слов бросил, с каждым мигом он, такое впечатление, хмурится все сильнее. Наконец, в сотый раз поймав недоуменный взгляд, рыцарь признается:

– Что-то сердце ноет, предвещает беду, Робер. Очень не хочется мне заезжать в замок Ла-Котонель, но хозяин, барон Ле Берг, специально прислал гонца, настаивал на приезде. Вроде как тут вся округа – борцы за светлое будущее французского королевства, пламенные патриоты и противники англичан.

Гектор встряхивает головой, налетевший ветер лохматит рыжие волосы, что у благородных здесь поэтично называют золотистыми. Синие глаза задорно блестят.