* * *

Поздно вечером Эва уселась перед телефонным аппаратом и стала набирать номер Свена. Нервы у неё были на пределе, и после двух или трех неудачных попыток справиться с кодами она уже подумывала о том, чтобы обратиться за помощью к телефонистке. Но на четвертый раз вроде получилось. «Лишь бы было слышно нормально», – молила она небеса, слушая длинные гудки.

Трубку на том конце взяли после второго звонка.

– Алло! – сказал радостный женский и, как показалось Эве, нетрезвый голос. – Говорите! Эй! Ну! Какого черта молчать!

Эва уже собиралась извиниться, нажать отбой и попытаться набрать номер еще раз (а если не выйдет, то тогда уже точно обратиться к телефонистке), как в трубке услышала голос Свена:

– Алло. – И в сторону: – Помолчи минуту, прошу тебя.

Эва не смогла выговорить ни слова. Секунды тянулись, как вечность. Что-то восклицала женщина на том конце провода – по всей видимости, протестуя против того, что у неё отобрали трубку. И что-то тихо так звенело. Где-то в космосе…

Опомнившись, Эва нажала на рычаг.

* * *

Страшная пустота. Как во сне, когда летишь в пропасть. Или протягиваешь руку за каким-то предметом – и просыпаешься, нащупав только воздух. Еще так бывает, наверное, когда… впрочем, какая теперь разница.

Эва подошла к зеркалу.

Она смотрела самой себе в глаза и видела, как расширились зрачки. Она чувствовала, как с каждой секундой пустота разрастается и вытесняет из неё все желания.

Её место было занято. Наверное, уже давно. Свен не искал её и не пытался выяснить, что случилось. Значит, не было ничего, что он хотел бы помнить.

Ни-че-го.

Прошло три с половиной месяца. Альф работал на киностудии и работу свою обожал. Пройдя базовую подготовку, он приступил к освоению более сложных трюков. Он просто был создан для этой профессии, а она – для него. Вскоре его собирались отправить на неделю в Копенгаген, в тамошнюю школу каскадеров, где должен был состояться мастер-класс кого-то из звезд профессии – кого-то из тех, кто снимался в американских боевиках.

Когда летом отец, вернувшись из Варшавы, молчал как камень, и даже мать не знала, что ему удалось выяснить, Альф пережил это без эмоций. У него был четкий план, и он собирался его реализовать. Тот самый план, который он, выпив лишнего, озвучил Ульфу. Но это не было плодом пьяного угара: напротив, на трезвую голову идея нравилась Альфу еще больше. Это было действие, поступок, а не безысходность, в которой он столько времени варился и чуть не утонул.

Ему всегда нравился риск, и он ничего не боялся. А теперь тем более. Профессия каскадера, в которую он окунулся с головой, давала выход всему, что в нем накопилось. Боль из-за Эвы, страшная боль одиночества – всё это отступало на второй план, когда требовалось ползти по отвесной стене и страховать товарища, и так дубль за дублем. Ненависть к Свену давала силы преодолевать препятствия.

Мелкие травмы, конечно, случались, но реже, чем у товарищей по команде. Его прозвали «неубиваемый Альф», а он смеялся. «Ничего-то вы не знаете, – думал он. – Я мёртвый внутри. Мне просто нужно устроить так, чтобы мама не догадалась, что я сделал это своими руками».

Но когда в съемочном павильоне на него рухнула огромная декорация и погребла под собой, и он, валясь под обломками, задыхаясь в пыли, кашляя, отплевываясь, дожидаясь, пока разгребут завал, ощупал себя, то вдруг с потрясающей ясностью осознал: небеса (если, конечно, они в самом деле обитаемы) почему-то хранят его. В метре от его головы в пол вонзился огромный крюк, который венчал верхушку декорации, пока она еще стояла как положено. Всего в метре от него.

Слушая, как снаружи бегают и вопят сотрудники киностудии, зовя на помощь, думая, что под обломками они найдут сильно покалеченного человека или его бездыханное тело, Альф смеялся. Кашлял, отплевывался и продолжал смеяться. То, что его не убило этой громадиной (а ведь он очень хотел, просто мечтал, чтобы что-нибудь положило конец его существованию, каждый день шел на любимую работу, надеясь, что это дорога в один конец) – и не просто не убило, но даже не задело – могло означать только одно.

Он встретит Эву снова. Он будет с ней.

Ради этого стоило жить.

* * *

Он свыкся с ролью одиночки, но сохранил часть прошлых привычек: посещал бары, завел двух или трех новых приятелей, с которыми можно было иногда перекинуться парой слов за кружкой пива. С девчонками он, конечно, тоже знакомился и проводил время – ровно столько, сколько было в кайф, не больше и не меньше. Иногда по вечерам он гонял на байке по городу, но теперь его маршруты пролегали в таких районах, где шанс встретить людей из старой тусовки был минимальным. Впрочем, бывало, что он их встречал – и тогда приветствовал издали, в крайнем случае перекидывался парой фраз, если без этого совсем нельзя было обойтись. Он теперь возвращался домой до полуночи: по утрам ему нужно было на киностудию.

Как-то вечером он сидел в баре и поглядывал на экран. Должны были показывать концерт «Guns N’Roses» из Боливии или Колумбии, но по техническим причинам трансляция прервалась на третьей песне. Вместо неё включили видеоклипы. Фанаты группы, поначалу набившиеся в бар в ожидании трансляции концерта, обломались и по большей части ушли. Альф надеялся увидеть «Knoсkin’ On Heavens Door» и потому остался.

Он задумался о своих делах и не сразу заметил, как возле него на свободное место опустился человек. Потом его словно током дернуло, и он повернул голову.

Это был Свен.

– Привет, – сказал он Альфу. – Я ехал мимо, увидел твою тачку у входа.

– Привет, – ответил Альф, не веря своим глазам.

Свен с ходу пустился в изъявления благодарности. Он говорил о том, как обязан отцу Альфа за помощь в лечении и восстановлении после травмы. Альф всё еще не верил своим глазам, поэтому ему было не до ушей. Он смотрел на собеседника и очень сильно удивлялся. «Вот так запросто сидим за одним столом? После всего, что было?» – думал он. Потом он посмотрел на экран, где Эксл Роуз в своей бандане начал петь «Sweet Child o’Mine» – это был старый клип, трех- или четырехлетней давности. Бандана была синяя, а не красная. Альфу захотелось протереть глаза и помотать головой – что за чертовщина? Но потом он понял, что всё в порядке: бандана правильная.

Свен замолчал, и до Альфа дошло, что он должен сказать какие-то слова в ответ. И он брякнул:

– Скажи это моему отцу, лично. Я-то ему вряд ли передам.

– Я уже сказал. Ты что, в самом деле не общаешься с родителями?

– С матерью общаюсь. С отцом – нет.

– Почему?

– Да так. Были разногласия.

– Из-за моей травмы? – спросил Свен.

– Ну, как тебе сказать…

– Выходит, я подставил тебя. Мне очень жаль, – сказал Свен искренне. – У меня, знаешь… голова была не в порядке.