пациенту не понравились. Он постанывал, когда я прикасалась к особо страшным участкам, мелко подрагивая всем телом. Однако в себя не приходил, что радовало — мне так было проще.

Критически окинув получившийся результат, я удовлетворенно улыбнулась. Спина парня была сплошь обработана лечебной смесью и укрыта салфетками. Перебинтовать по понятным причинам я его не смогла, поэтому залепила все пластырем, как смогла. Напоминало это подвид очень своеобразной мумии, но что теперь. В любом случае лучше, чем было.

Шаги сзади услышала, удивленный вздох — тоже. Однако дожидаться вопросов не стала.

— Как думаешь, получиться его в дом утащить? А то одеял у нас нет, а ночью он тут замерзнет. Да и небезопасно…

Каст на пару минут задумался. А затем, аккуратно стянув за ноги друга наполовину с телеги, подхватил под живот и зашагал в сторону нашего временного жилья. Ну, как зашагал — скорее, поплелся, покачиваясь. А я прикусила губу, чтобы не охнуть. От усилий несколько подсохших уже было ран на спине рыжего лопнули, вновь закровоточив.

Ну, ничего…

Я подхватила использованный материал и тоже направилась следом. Закинув в печь принесенное, сделала еще одну ходку. И, дождавшись, пока Каст устроит друга на лежанке у стены, скомандовала:

— Иди сюда.

Рыжий с сомнением окинул мою «аптечку», сваленную на стол.

— Дара, не надо. Все нормально, само пройдет. Я живучий…

— Да, да, — закивала я с ироничным смешком, — а еще бессмертный. Давай, поворачивайся. Больно и страшно не будет, обещаю.

Видимо, последний намек оказался решающим. Рыжий так на меня посмотрел, что едва не расхохоталась. Мужчины везде мужчины — даже во сне. А затем быстро подошел, повернувшись спиной.

Тут работы было в разы меньше. Он не издал ни звука, хотя я чувствовала, как порой напрягались мышцы под моими пальцами. Впрочем, не сопротивлялся — и ладно. Через пару дней будет здоров.

Перебинтовав его своеобразной «жилеткой», я довольно выдохнула.

— Ну, вот и все. Теперь бы чайку…

Договорить не смогла. Мир вдруг поплыл перед глазами, а мышцы разом ослабли, лишая возможности двигаться. Даже удивиться не успела, как чернота поглотила реальность, нарушая все планы.

Впервые в жизни я потеряла сознание…

Глава 10

— Дара! Твою мать!

Недовольный голос Нерона вторгся в сознание с трудом, а я выразительно поморщилась, чудом сдержав стон. В ушах неповторимо звенело от встречи головы с полом, а в организме слезно выл каждый мускул, отказываясь подчиняться командам разума.

Но долго валяться мне не позволили, выразительно подтолкнув в бок. Что не помешало мне приоткрыть глаза спустя секунд десять, в течение которых я раздумывала, а не притвориться ли мне мертвой. Ну, или хотя бы без сознания.

Но Нерон знал меня слишком хорошо.

— Дара, — укоризненный голос заставляет вздохнуть, а первое, что я вижу — протянутую руку, — что с тобой сегодня творится?

Да если бы я знала!

Ответа на этот вопрос у меня не было ни для него, ни для себя.

Пробуждение с утра не отличалось от большинства предыдущих — та же мелодия будильника, то же нежелание просыпаться, та же попытка зевнуть и потянуться одновременно. И в первую секунду — иррациональная надежда, что вокруг увижу полумрак старой избушки знахарки, а не светлые стены собственной комнаты. Но нет, реальность встретила усмешкой и привычным интерьером. Огорчилась ли я? Да, ненадолго, но все же. Но меня быстро отрезвили две мысли. Первая — было замечательно, что на самом деле нет никаких парней, так жестко пострадавших от карающего кнута палача. И вторая — если бы это оказалось правдой, перспективы у меня замаячили бы просто чудовищные. Настолько, что хоть самой беги к тому палачу с просьбой сделать все быстро и безболезненно…

Однако, кое-что все же отличало это утро от предыдущих…

Мое самочувствие. Оно оставляло желать лучшего. Очень сильно желать. У меня было ощущение, что ночью не спала вовсе — с жуткой сонливостью и странным состоянием утомленности не справились даже три больших стакана крепкого кофе.

Впрочем, с этим бы я худо-бедно смирилась — не первый раз, после работы бывало и хуже. А вот боли в мышцах, которые не прошли ни после горячего душа, ни после зарядки причиняли нешуточный дискомфорт. Царило чувство, что я решила разом поставить рекорд и по бегу на дальние дистанции, и по прыжкам в высоту, и еще по десятку спортивных дисциплин без подготовки. Даже челюсти болели, добивая морально целиком и полностью.

На тренировку не пришла — приплелась. Ноги и руки слушались с трудом, а настроение царило где-то между «все бесите, разойдитесь» до «пристрелите меня, пожалуйста». Нерон, как всегда, о поблажках даже не подумал. Коротко поздоровался, как обычно, хотя и одарил чуть удивленным взглядом и приподнятой бровью. Но вопросов не последовало, а жаловаться я сроду не привыкла.

Поэтому, шипя и кривясь, переоделась и потопала в зал, где начала разминаться. А затем приняла предложенный Нероном шест, приготовившись морально к очень нелегкому спаррингу.

Какое там! Это даже спаррингом то назвать язык не поворачивался. Скорее избиением старой и больной женщины, которая падала, казалось, даже от колыхания воздуха, и запиналась о собственные ноги.

Нерон молчал. И хмурился. И еще более хмуро молчал…

И в тот момент, когда я пропустила очевидный, а от того еще более обидный, обманный маневр — Нерон сделал легкий выпад с шестом, заставив отшатнуться, а после — атаковал ударом ноги в голову, отправив меня в незабываемый полет с жестким приземлением — тренер не выдержал.

— У меня такое ощущение, что ты ко мне пришла в первый раз и совершенно забыла, чему я тебя учил все это время, — продолжил мужчина, все же заставив меня подняться на ноги, — это же элементарно! Мне уже кажется, что я тебе даже не нужен — сама свалишься на ровном месте! Не ожидал от тебя такого! Испытание послезавтра, а ты не то, что не стараешься, ты вообще готова сдаться без сопротивления! Ты заболела? Передумала идти в охотники? Дара, объясни мне!

Я молчала. Крепко закусив губу от неприятия происходящего и разглядывая свои и, заодно, и его кроссовки. Мои выглядели не в пример хуже. Даже в этом хуже… жопа, куда ни плюнь.

Хотелось плакать и ругаться одновременно. Вот только, если с плакать все было очевидно, то с руганью… на кого? На Нерона? Так вроде и не виноват? На себя? Так вроде тоже обвинить не в чем. Вот так и получается — проблема одна другой дебильнее, а решения один хрен не видать.