Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Переславль вырастает из воды. Он незаметно приближается, растягивается по излучине берега, как бы пытается охватить озеро своими густыми вековыми ивами, в которых прячутся церкви полуразрушенных монастырей, плывет навстречу белыми строениями.
Перед городом застыли на воде длинные лодки рыбаков, с незапамятных времен ведущих здесь свой промысел. Правда, в последние годы рыболовство умирает. Молодежь уходит на фабрики и заводы. В колхозе работают только старики. И на волнах, оставленных нашей лодкой, покачиваются сейчас не профессионалы, а все те же любители: и свои, местные, которым выходить на работу во вторую смену, и приезжие искатели рыбацкого счастья.
Прямо по носу лодки среди зеленой кущи деревьев поднимается белая и стройная церковь Сорока святителей. Она стоит в самом устье Трубежа, ориентир для возвращающихся рыбаков, на том же месте, где стояла ее деревянная предшественница, обновленная Александром Ярославичем Невским. Это церковь рыбацкая, построенная рыбаками в 1775 году на свои деньги, кирпичная, с узорчатыми наличниками, причудливыми фронтонами и артистической работы резным иконостасом, хранящимся теперь в музее города. Отсюда, от озера, и до валов вдоль Трубежа, протянулась Рыбачья слобода, наша «северная Венеция».
Впритык вдоль обоих берегов — лодки, лодчонки, катера, тяжелые, осадистые ялы; лодки на всякий вкус и цвет — желтые, красные, синие, зеленые, белые, полосатые, с моторами и без моторов, но преобладают все же свои, переславские, вытянутые «на три волны» дощаники, на которых можно и сеть сложить, и рыбу, и полстога сена перевезти, и дрова…
Много лодок — не то слово. Когда попадаешь в Рыбачью слободу на Трубеж, вытянувшийся извилистым зеленым коридором, над которым по сей день смыкаются, правда, изрядно поредевшие, тяжелые кроны двух- и трехсотлетних ив, кажется, что весь он состоит из одних лодок. Они высовываются из-под навесов, выплывают из сарайчиков на сваях — гаражей, сохнут, просмаливаются, шпаклюются на берегу. А вот на катках, среди щепы и стружек, плачет медвяными потеками янтарной смолы, выступившей из пазух, только что родившееся судно…
Но даже отслужив свой век, прохудившись и сгнив, старая лодка продолжает здесь свою жизнь.
Белые чайки сидят на мостках, сбитых из лодочных днищ, обросших зелено-рыжими космами водорослей; старыми бортами обиты завалинки изб, залатаны крыши амбаров, укреплены изгороди палисадников, огороды, причалы. На берегу на сушилах колышутся под ветром сети — многометровые «выпорки», которыми ловят здесь знаменитую переславскую селедку-ряпушку.
Маленькая серебристая рыбка, которую надо жарить в собственном жиру, солить или томить до темно-золотого цвета в белом дыму ольхи, издавна была предметом гордости переславцев. Она стала эмблемой города, перешла из темной глубины озера на синее поле городского герба.
Смуглый жизнерадостный гигант с курчавыми волосами и шумной негритянской кровью, хохотун, рассказчик и любимец женщин, готовый на всякие проказы великий писатель и не менее великий кулинар и гурман Александр Дюма-отец посетил Переславль в 1858 году специально, чтобы отведать переславской ряпушки. В очередном письме сыну из России он писал: «Ты знаешь, что я люблю селедку, и потому не удивляйся, что я ездил в Переславль, чтобы полакомиться ею…»
С тех пор как Переславль стал частью Московского княжества, на торжественных обедах и церемониях в Кремле к великокняжескому столу неизменно подавалась переславская селедка. К началу XVI века Рыбачья слобода и само ремесло становятся уже собственно дворцовыми владениями, и количество выловленной рыбы здесь строго регламентируется.
«Да рыболовам же ловить сельди на царя и великого князя безурочно; да на царя же ловити им на подледной ловле две ночи, на царицу — ночь, на поледника — ночь, да на стольника — ночь; да на двух поместников по ночи… Да рыболовам же дано круг озера Переславского от воды суши 10 сажен для пристанища, где им неводы и сети вешати…» — указывал в 1506 году Василий III.
В этих уставных грамотах, писанных в столбец скорописью, среди имен переславских рыбаков много таких, что и сейчас можно найти под ветлами Трубежа. Их владельцы выходят на рыбную ловлю, и грузила из обожженной глины на сетях даже археолог не может отличить от древних переславских грузил, попадающихся при раскопках.
— Василь, ты сегодня куда?
— К Говельнику. А то на Симанец пойду…
— Егор в позато воскресенье у Тресты пуда два взял…
Голоса разносятся над водой и глохнут в ивовых купах. Рыбаки собираются на промысел. С незапамятных времен от отцов, дедов и прадедов передаются названия тоней озера. И хотя многие из них уже стали совершенно необъяснимы — от одинокого дуба не осталось пня, мокрый кочковатый луг за столетия давно стал лесом, изменились и другие береговые ориентиры, — каждый рыбак доподлинно знает, где, когда, какую рыбу и на что ловить надо.
Мы вытащили лодку на берег почти у самого моста, возле валов и качающегося на волнах портомойного плота с навесом, где хозяйки, став на колени, полощут в Трубеже выстиранное белье и передают друг другу городские новости. Здесь, у моста, и кончается озеро.
20
Втайне я опасался, что зарядивший накануне дождь сорвет начало работ. Но за ночь холодный свет звезд пробился, замерцал на светлеющем небе, и утро утвердилось над рекой и лесом последними вздохами тумана и блеском просыхающей травы.
Первые наши рабочие, ученики местной школы, появились на Польце в десятом часу. Восемь девочек и два мальчика. Предупрежденные заранее, они принесли свои лопаты и, поздоровавшись, стояли смущенно и робко, поглядывая то на колышки загодя размеченных раскопов, то на меня, то на Сашу с Вадимом, устанавливавших в стороне теодолит.
— Антонина Петровна, — представилась мне их классная руководительница. — Здесь часть моего девятого класса, все добровольцы. Сейчас они будут у вас работать, а недели через две подойдут и остальные…
Я шагнул к школьникам.
— Ну что ж, ребята, давайте знакомиться. Присаживайтесь, поговорим, как и что…
Первое знакомство всегда самое трудное. Когда начинаешь рассказывать своим новым рабочим о том, что нам вместе предстоит сделать, когда объясняешь им простейшие — с научной точки зрения — понятия, нужно найти именно те слова, которые вызовут отклик у каждого из них, пробудят интерес к трудной, часто очень скучной повседневной работе лопатой — и под солнцем, и под мелким дождичком, — но работе необходимой и в конечном счете, когда знаешь, что к чему, увлекательной.
Записываешь их имена, стараешься запомнить каждого, к каждому приглядеться, чтобы понять, что за человек перед тобой, какие склонности, какие недостатки, о чем
