Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для каждой службы монаршей резиденции, включая королевскую опочивальню, часовню и кухню, держали вьючных лошадей, носильщиков и повозки. При переезде двора в путь отправлялась почти вся мебель, посуда, одежда, драгоценности и домашний текстиль. Мелкие предметы паковали в окованные железом дубовые сундуки с запорами и полукруглыми крышками. Прочую кладь перевозили в обтянутых кожей мешках из вощеного холста или в седельных сумках, навьюченных на лошадей. Огромная процессия из членов королевской семьи, тяжелой кавалерии, должностных лиц, секретарей, кухонного персонала, прачек, лошадей, сокольничих, груженых повозок, вьючных мулов и собак перемещалась медленно. За королевским кортежем шлейфом тянулись торговцы, менестрели, артисты и блудницы. Отдельный смотритель с помощником отвечал за шатры, которые разбивали, если двор не мог остановиться на ночлег в замке или гостевом доме аббатства. Носильщик королевской постели получал собственное довольствие и ежедневные выплаты на содержание слуги и одной вьючной лошади. Местное население было обязано снабжать кортеж едой, питьем и предметами первой необходимости.
Королевство пересекали четыре крупные дороги, построенные еще при римлянах и известные как Эрмин-стрит – от Лондона до Йорка, Фосс-уэй – от Эксетера до Линкольна, а также более древние Уотлинг-стрит – от Дувра до Роксетера в Шропшире, и Икнилдская дорога – от Норфолка до Уилтшира. Во времена нормандцев те, кто следовал по этим дорогам, находились под защитой закона об охране общественного порядка, так называемого «Закона о королевском спокойствии» (King’s peace). Генрих I постановил, что ширина четырех главных дорог королевства должна быть достаточной для беспрепятственного разъезда двух повозок35. Прочие дороги – там, где они вообще существовали, – были в основном немощеными, грязными и разбитыми. Некоторые из них не были даже дорогами, представляя собой маршрут, дающий право проезда по частным владениям. Вероятно, на них стояли мильные камни, но в отдаленных районах путникам приходилось нанимать местных провожатых. Риск повстречать грабителей или разбойников, объявленных вне закона, был довольно высок, поэтому королеву в ее путешествиях неизменно сопровождал военный эскорт.
Пересечение пролива Ла-Манш относилось к профессиональным рискам, которые являлись неотъемлемой частью королевской жизни. Морские путешествия были сопряжены с опасностью, поскольку средневековые корабли не всегда могли противостоять штормам. Плавание по морю зависело от погоды, которая порой становилась причиной длительных задержек. Корабли могли затеряться или сбиться с курса. Утверждалось, что сердца средневековых путешественников замирали при виде корабля и что морские путешествия в те времена служили настоящим испытанием веры. Вдобавок ко всему общей бедой была морская болезнь. Возможно, поэтому Матильда посетила Англию всего пять раз. Она провела в королевстве мужа менее четырех лет, в основном проживая в Руане, нормандской столице.
В конце 1068 года король и королева отправились в Нормандию, чтобы провести там зиму. Однако в начале следующего года Вильгельм получил известие о том, что Эдгар Этелинг вернулся в Англию и возглавил очередное восстание на непокорном севере, поэтому супруги поспешили в Англию вместе с Ричардом, вновь оставив регентом Роберта36. Вильгельм выступил в поход навстречу повстанцам, разграбил захваченный ими Йорк, разгромил их войско и вынудил Эдгара Этелинга бежать за море. Вероятно, в этом походе короля сопровождала Матильда, которая в начале 1069 года родила сына неподалеку от Селби, на безопасном расстоянии от боевых действий.
Вильгельм вернулся на юг перед Пасхой, которая пришлась на 13 апреля. Матильда и Ричард отпраздновали Светлое воскресенье вместе с королем в Винчестерском замке, мощной крепости типа мотт-и-бейли[6], которую Вильгельм начал строить двумя годами ранее в качестве официальной резиденции правительства. Здесь Матильда заверила хартию, дарованную Вильгельмом аббатству Святого Дионисия близ Парижа37. Замок, занимавший несколько акров к югу от западных ворот города, долгое время оставался любимой королевской резиденцией. «Королевский дворец» на территории замка вмещал в себя залы, личные покои и часовни, но его план невозможно воссоздать в точности, поскольку раскопки на его месте никогда не проводились. От дворца сохранился только более поздний, датируемый XIII веком большой зал. Винчестерский замок пользовался популярностью у нормандской знати, и Вильгельм праздновал в нем Пасху пять раз38.
Той весной Матильда вместе с Вильгельмом присутствовала на совете Пятидесятницы в городе Уэлс графства Сомерсет и засвидетельствовала устав Уэлского собора. Вероятно, во время этой поездки в Уэст-Кантри[7] королева основала тринадцать городских поселений и рынок в Тьюксбери39 на землях, опустошенных Нормандским завоеванием. Так было положено начало расцвету городов.
Эдгар Этелинг вернулся с датским флотом осенью 1069 года и совершил повторный набег на север, отвоевав Йорк. Вильгельм снова выступил против него, намереваясь в этот раз подавить сопротивление раз и навсегда. При виде королевских войск мятежники бежали, а Эдгар укрылся в Шотландии.
Терпению Вильгельма пришел конец, и он отдал приказ о развертывании масштабной серии безжалостных военных кампаний, которая вошла в историю как «Опустошение севера» и длилась вплоть до 1070 года. Королевские солдаты, орудуя «огнем и мечом», «вырезали почти все население, от младенцев до седых стариков»40. Объятый ужасом Ордерик записал: «Желая настичь своих врагов, король не останавливался ни перед чем. Он убил много людей, разрушил дома и опустошил землю. Нигде больше он не проявлял подобной жестокости. К его стыду, Вильгельм не приложил никаких усилий, чтобы обуздать свою ярость, и карал невинных вместе с виноватыми. Он приказал сжечь дотла посевы и стада, орудия труда и продовольствие. Более ста тысяч человек погибли от голода. В этой книге я часто восхвалял Вильгельма, но ничего хорошего об этой жестокой бойне сказать не могу. Господь накажет его»41.
Деревни были сожжены, а те, кто выжил, от голода ели собак и кошек. Доходило даже до каннибализма42. «Было ужасно наблюдать, как в домах, на улицах и дорогах разлагаются человеческие трупы. Ибо никто не выжил, чтобы покрыть [умерших] землей, все погибли от меча и голода или покинули землю своих отцов в поисках пропитания»43.
На смертном одре Вильгельм признался: «В безумной ярости я набросился на северных англичан, как свирепый лев, приказал сжечь дома и посевы, а огромные стада овец и крупного скота истребить. Я обрек великое множество мужчин и женщин на голодную смерть и – увы! – стал жестоким убийцей многих тысяч молодых и старых среди этого прекрасного народа.
