к сыну на шею и поцеловал его. Сын сказал ему: „Отец, я виноват перед небом и перед тобою. Я больше недостоин зваться твоим сыном“. Но отец сказал слугам: „Быстрее принесите сюда самую лучшую одежду и оденьте его. Оденьте ему перстень на руку и сандалии на ноги. Приведите и зарежьте откормленного теленка. Будем есть и веселиться. Ведь это мой сын: он был мертв, а теперь ожил, пропадал и нашелся“. И они устроили праздник» (Лк. 15:11–24. Перевод РБО).

Полное содержание этой притчи мы во всех подробностях разберем в той части этой книги, которая будет посвящена анализу учения Иисуса и раскрытию его подлинного содержания и смысла. Здесь же и сейчас мы, как и было сказано, рассмотрим эту притчу в плоскости наших биографических изысканий.

Как можно видеть, сделанное выше допущение, что Иисус мог в подростковом возрасте сбежать из родительского дома, не только никоим образом не опровергается содержанием этой его автобиографической притчи, но, можно смело сказать — находят в ней свое подтверждение.

Сюжет притчи начинается с того, что персонаж, названный «младшим сыном», скандально покидает родительский дом. И хотя сюжет не отражает буквально ситуацию побега из дома подростка-сына, все же по своей сути — сути именно скандального ухода некоего молодого человека из родительского дома, — он достаточно к ней близок.

То, что уход из дома младшего сына в притче был именно скандален и имел чрезвычайно негативную окраску, для сегодняшнего читателя не вполне очевидно. Однако для слушателей и читателей той эпохи все было более чем очевидно: младший сын в притче совершил действительно ужасный поступок. Он не просто нанес оскорбление и отцу, и всей семье уже самим фактом своего дерзкого ухода из дома — он своим требованием доли наследства от живого отца фактически заявил, что считает своего отца «слишком задержавшимся» на этом свете, чем сильно мешающим «жить настоящей жизнью» своему сыну.

Для слушателя-иудея того времени рассказ о таком поступке некоего сына был рассказом о чем-то из разряда совершенно невозможного в своей немыслимой дерзости, жестокости, оскорбительности и греховности. И очевидно, что именно для того, чтобы вызвать реакцию бурного возмущения, Иисус и создал эту символическую картинку дерзкого поступка молодого нахального сына богача. Сам-то Иисус, как мы знаем, родился в семье отнюдь не такого богатого отца, как в притче, так что в его жизни едва ли мог быть эпизод требования наследства. Требовать себе долю жалкого имущества простого работяги, участь которого в то время была одна: едва сводить концы с концами, не имело никакого смысла.

Для чего же он тогда описал все это именно таким образом? Судя по всему, как уже было сказано, прежде всего для того, чтобы вызвать у слушателей реакцию однозначного ментально-эмоционального неприятия поступка сына.

А почему захотелось Иисусу вызвать именно такую реакцию, такой вот эмоциональный «рвотный рефлекс»? Надо думать потому, что он сам испытывал именно такого рода эмоции, вспоминая и оценивая собственные поступки своей ранней молодости. И не желая, с одной стороны, раскрывать всех действительных событий и деталей тех лет своей жизни, а с другой стороны, желая поделиться с аудиторией своими эмоциями относительно своего прошлого, он и выразил все в виде истории «блудного сына» богатого отца.

Согласитесь, если бы Иисус рассказал простую историю о бегстве из самой обычной семьи некоего подростка, конфликтовавшего с матерью, это было бы, конечно, близко к реальности, но эмоционально впечатляло бы мало. Более того, к такому подростку могло бы возникнуть даже и некое сочувствие, а Иисус хотел, чтобы у людей возникало лишь возмущение и неприятие. И потому история про молодого богатого наглеца тут подходила намного лучше.

Впрочем, очевидна здесь и еще одна причина появления в притче Иисуса именно такого рода сюжета. Вспомним, что основной целью этой притчи является все-таки не изложение автобиографических эпизодов, а иллюстрация представлений Иисуса о взаимоотношениях Бога и человека, о том, что думают люди об этих взаимоотношениях, и как на самом деле Бог-Отец относится к человеку. И для таковой иллюстрации, согласитесь, гораздо более подходит образ именно такого человека — богатого и могущественного, нежели отца-бедняка, пусть даже этот последний образ и соответствовал, опять же, реалиям жизни Иисуса.

Здесь я хочу вновь ненадолго обратиться к теме автобиографичности данной притчи. Тот факт, что образ Бога Иисус решил показать через образ отца, проявляющего абсолютно невероятную любовь там, где «нормальным» было бы проявление гнева, говорит о том, что такого рода событие Иисус непременно должен был пережить именно сам! Ведь одно дело просто даже взять, да и поверить кому-то на слово (вот-де, был с кем-то такой случай), и совсем другое — принять образ такого вот отца в качестве основы своего мировоззрения, в качестве образцово-верной иллюстрации образа Бога и его отношения к тебе самому и ко всем вообще людям.

Для принятия такого рода фундаментальных мировоззренческих решений всё то, о чем говорится в притче, необходимо было пережить исключительно самому. Ведь эти фундаментальные мировоззренческие решения Иисуса должны были прорасти сквозь толстенную каменную плиту традиционных представлений о Боге, которые он, что называется, впитал с молоком матери, которые царили — и царят, увы, по сей день! — во всех религиях и культурах всех народов!

Не придумать такую любовь, не услышать о такой любви, а только лично самому встретиться с ней, лично испытав на самом себе все ее могущество, только в этом случае возможно на таком невероятном фундам, всему общепринятому, общерелигиозному и даже — общечеловеческому!..

Вернемся, однако, к рассмотрению притчи о блудном сыне с точки зрения ее информативности о жизни ее автора. Убедившись еще раз в том, что эту притчу Иисус составил ни на каком ином основании, кроме как на основании событий собственной жизни, посмотрим, какие же именно события он мог в ней «зашифровать».

И первое событие, которое поддается «дешифровке», это, как уже говорилось, побег молодого Иисуса из родительского дома. Причем не просто побег, а какой-то, очевидно, чрезвычайно позорный побег... Какой?

Что ж, понятно, что просить о выделении ему «доли наследства» из тех крох, коими обладала его семья, Иисус, конечно, не стал бы, ввиду полнейшей бессмысленности такового обращения. Жившая в крохотном, заштатном городишке Назарете, о репутации которого в народе можно судить по словам одного из евангельских персонажей: «Из Назарета может ли быть что доброе?» (Ин. 1:46), семья простого ремесленника никак не могла обладать каким-то реальным достатком.

Так что позорного требования к живому отцу выделить ему причитающуюся долю наследства, Иисус предъявить не мог. Что же тогда он